Хроники Средиземья
Шрифт:
А Сэм стоял на четвереньках, видел свою смерть в ее взгляде — и вдруг словно услышал голос издалека и нашарил левой рукой на груди холодный, твердый и надежный в этом призрачно-зыбком мире подарок Галадриэли.
— Галадриэль! — тихо проговорил он, и зазвенели дальние голоса эльфов под звездным пологом в лесу любимой Хоббитании, зазвучали их слышанные сквозь сон песни и нежная музыка в Каминном зале дворца Элронда.
Гилтониэль А Элберет!И ожил голос в его пересохшей гортани, и он воскликнул на
И поднялся на ноги хоббит Сэммиум, сын Хэмбриджа.
— Иди-ка сюда, мразь! — крикнул он. — Ты ранила моего хозяина, гадина, и тебе несдобровать. Мы пойдем дальше, но сперва разделаемся с тобой! Иди-ка сюда, а то тебе еще мало!
И, словно зажженный его неукротимым духом, светильник в его руке запламенел как светоч, засиял как светило, пронизывая мутную тьму ослепительно ясными лучами. Невиданный огонь с поднебесья опалил Шелоб как молния; лучи жгли раненый глаз нестерпимой болью; другой, показалось ей, ослеп. Она шлепнулась на спину, беспомощно суча длинными коленчатыми ногами, заслоняясь от жгучего, терзающего света, потом отвернула изувеченную голову, перекатилась и поползла на брюхе, подтягивая ноги, цепляясь клешнями за камни, к черной дыре, к спасительному логову.
Сэм наступал; он шатался как пьяный, но шел на нее. Она заторопилась прочь, мерзко, трусливо дрожа и колыхаясь, обгаживая камни желто-зеленой слизью, и втиснулась в проход, а Сэм успел еще рубануть по ее ногам, вползавшим за нею. И упал без памяти.
Шелоб удалилась; а что было с нею дальше, долго ли безвылазно пролежала она в своей берлоге, зализывая и залечивая раны спасительной темнотой, отращивая пучковатые глаза, когда озлобленный, смертоносный голод выгнал ее из Логова и где она снова раскинула свои тенета в Изгарных горах — об этом наша хроника умалчивает.
Сэм остался один. В густеющих черных сумерках проклятой страны он очнулся и устало пополз назад, к хозяину.
— Хозяин, дорогой хозяин, — проговорил он, но Фродо не отзывался. Когда он летел со всех ног без оглядки, радуясь освобождению, Шелоб огромным прыжком подскочила сзади и вонзила жало ему в шею. Теперь он лежал бледный, бесчувственный, неподвижный.
— Хозяин, дорогой хозяин! — снова позвал Сэм и долго-долго тщетно ждал ответа.
Он быстро, ловко и бережно разрезал путы и приложил ухо к груди, потом ко рту Фродо, но сердце его не билось, губы отвердели. Он растирал ему охладелые руки и ноги, трогал ледяной лоб.
— Фродо, господин Фродо, сударь! — звал он. — Не оставляйте меня одного! Это ваш Сэм, откликнитесь! Не надо, не уходите без меня! Проснитесь, сударь! Господин Фродо, милый, дорогой, проснитесь! Проснитесь, пожалуйста!
Потом его охватил гнев, и он бегал вокруг тела хозяина, пронзая воздух, рубя камни, выкрикивая проклятья. Потом склонился над Фродо и долго смотрел на его бледный лик на черных камнях. И вдруг он вспомнил, что ему привиделось в Зеркале Галадриэли: мертвенно-бледный Фродо крепко спит у черной
— Он умер! — сказал Сэм. — Он не спит, он умер!
И от этих его слов точно яд разошелся в холодеющей крови, и лицо Фродо стало исчерна-зеленоватым.
И черное отчаяние овладело Сэмом, он склонился к земле и укрыл голову капюшоном, сердце его оцепенело от горя, и он лишился чувств.
Схлынула темнота, и Сэм очнулся в тумане, но протянулись минуты или часы — этого он не знал. Он лежал на том же месте, и так же лежал возле него мертвый хозяин. Горы не обрушились, камни не искрошились.
— Что мне делать, делать-то чего? — проговорил он. — Неужто же мы с ним зря всю дорогу… — И ему припомнились собственные слова, сказанные еще в начале пути, не очень тогда понятные ему самому: « Я ведь обязательно вам пригожусь — и не здесь, не в Хоббитании… если вы понимаете, про что я толкую». — А что я могу сделать? Оставить его мертвое тело на камнях и бежать домой? Или идти дальше? Дальше? — повторил он, вдруг задумавшись и испугавшись. — Как это — дальше? Мне, значит, идти дальше, а его что же, бросить?
И он заплакал и подошел к Фродо, прибрал его тело, и скрестил его холодные руки на груди, и обернул его плащом, и положил с одной стороны свой меч, а с другой — Фарамиров посох.
— Если мне надо идти дальше, — сказал он, — то придется, сударь, уж извините, взять ваш меч, а вам я оставлю этот, он лежал возле старого мертвого короля в Могильниках; и пусть вам останется ваша мифрильная кольчуга, подарок господина Бильбо. И вот еще ваша звездинка, сударь, — вы мне ее одолжили, и она мне очень еще понадобится, темень-то никуда не делась, и мне от нее никуда не деться. Куда уж мне такие подарки, да и не мне она была подарена, Владычица вам ее дала, но она-то как раз, может, и поймет. А вы-то хоть понимаете, сударь? Раз мне надо дальше.
Ну не мог он идти дальше, никак не мог. Он опустился на колени, взял мертвую руку и не мог ее отпустить. Шло время, а он все стоял на коленях, держал холодную руку и не мог решиться.
Да, решимости не хватало, а надо было пускаться в одинокий путь — затем, чтоб отомстить. Он не остановится, пройдет любыми тропами, исходит все Средиземье, есть-пить не будет, пока не настигнет и не убьет Горлума. Но ведь не за этим он пошел с хозяином, да ради этого не стоит и покидать его тело. Убийством его не вернешь. Его ничем не вернешь. Тогда уж лучше умереть рядом с ним: тоже одинокий путь, уводящий из жизни.
Он поглядел на ярко-голубой клинок и подумал о пути назад краем черного обрыва в никуда. Мстить или не мстить — не все ли равно? Нет, не за этим он шел за тридевять земель.
— Ну а что ж тогда? — воскликнул он снова. — Что же мне делать? — И ответ пришел сам собой, простой и жестокий: обещал пригодиться — пригодись, исполни за него. Вон он, твой путь — тоже одинокий и самый страшный.
— Это как? Мне одному идти, что ли, к Роковой Расселине? — Он задрожал, но тут-то и пришла решимость. — Как так? Это мне-то, мне у негозабрать Кольцо? Совет поручил Кольцо ему.