Хроники странного королевства. Взгляд в грядущее (Дилогия)
Шрифт:
– Так чего ты переживаешь, раз она все равно не хочет за него замуж? Подумаешь, немилость. Женишься сам и заберешь к себе в отдел пропаганды, если выгонят.
– Я сначала тоже так подумал. А потом взяли меня сомнения. Шеллар – мужик дотошный и настырный, и своего добиваться умеет, а женщины – существа слабые. И если он задастся конкретной целью склонить конкретную женщину к браку, она и сама не поймет, как это она согласилась. Уж на это у него ума хватит. Это во-первых. А во-вторых, вспомнил я о своем предсказании. Ведь уйти от судьбы действительно сложно и практически невозможно, так что рано я, пожалуй, решил, что предсказание не сбылось. Ей я, конечно, об этом не сказал, а то она бы
– Само собой, – сказал Кантор. – Он постоянно носит экранирующий амулет.
– Зачем? Чтобы не прослушали?
– Может, и за этим тоже. А еще – чтобы не попадать под эманации. Когда-то на моем концерте он поймал эманацию, так чуть в обморок не упал. С тех пор, наверно, и носит. Хотя сейчас ему это уже вряд ли нужно… а может быть и нужно, что я в этом понимаю. Да не страдай ты так, может, обойдется. А выйдет она замуж, будет Шеллар носить рога. Мне Жак уже как-то говорил, когда пытался Ольгу сватать, что у порядочной женщины должны быть муж и любовник.
– А потом она принесет ему наследника с интересными глазками или волосиками занятного цвета, – хмыкнул Пассионарио. – И он тут же вспомнит, что они оба чистокровные люди.
– А ты предохраняйся качественней. Кстати, что с твоим браслетом?
– Расстегнули, – печально кивнул Пассионарио. – Это единственное, что меня действительно радует.
– Мафей сам или к Жаку носил?
– К Жаку носил. Судя по его рассказам, этот Жак – удивительный парень. Я бы с ним тоже познакомился, но, к сожалению, он особо приближенное лицо Шеллара, так что надеяться на то, что он от него скроет наше знакомство, никак нельзя. А жаль. Я бы тоже хотел подзаняться боевой магией, а то случись что – и я ничего не умею. Правда, за уши меня таскать не станут, возраст не тот, но может быть и чего похуже.
– А причем тут Жак? – не понял Кантор.
– Он учит Мафея боевой магии. Совершенно уникальная школа, Мафей утверждает, что этот Жак вообще единственный представитель в нашем мире. Называется школа Перчатки и Шлема, уж не знаю почему. Он мне принцип показал, это что-то невероятное! Любое заклинание можно конструировать самому в меру собственной фантазии. Может, получится как-нибудь через Мафея освоить толком этот принцип, а дальше самому заняться конструированием? Потрясающая вещь, честное слово.
– Постой, – опешил Кантор. – Жак? А Мафей тебе фиалки за уши не сует? Он же не маг. Во всяком случае, не такого уровня, чтобы кого-то учить.
– Смеешься? Мафей мне рассказал, как пять лет назад этот Жак на его глазах сделал в лепешку пятерых магистров
– Так не бывает, – решительно заявил Кантор. Потом вдруг вспомнил телепортацию с жужжанием и щелканьем и заткнулся. Что бы он вообще понимал в уникальных школах, тоже, маг-теоретик! Про Лабиринт тоже все говорят, что так не бывает…
– Не бывает? – переспросил Пассионарио. – Специалист! Лабиринт какой-то непонятный, видите ли, бывает, а двадцатишестилетние боевые маги – нет! Да что мы знаем о природе Силы? Даже мой папа толком не знает.
– Слушай, Пассионарио, а почему тебя папа магии не учит?
– От него дождешься. Спасибо и за то, что хоть нашелся и навещает раз в несколько лун. Это и так патологическая для эльфа заботливость. Ты вообще никогда не задумывался, почему эльфы при такой продолжительности жизни так малочисленны? А потому, что им в тягость забота о потомстве. Эльфийки – самые безалаберные мамаши, каких видел свет. Да и детей-то они заводят дай бог одного-двух за все свои триста с лишним лет. Мне папа как рассказывал, как эти бедные маленькие эльфики воспитываются, у меня волосы дыбом вставали. Они их друг другу спихивают, как могут, пока не вырастут. А уж за взрослыми детьми и вовсе никто не смотрит. Так что мой папа – просто образец любящего родителя. Мне уже тридцать шесть скоро, а он меня до сих пор не забыл. Даже вот, заботу проявил, – Пассионарио невесело усмехнулся и подбросил на ладони полиарговый браслет. – Ладно, пойдем-ка домой, а то уже рассвело, скоро нас хватятся…
Глава 7
– Шеллар, ты здесь?
Король поднял голову, оторвавшись от проекта договора с Хинской империей, и увидел младшенького кузена, который робко заглядывал в дверь кабинета.
– Да, малыш. Заходи. Что-то случилось? Почему ты до сих пор не спишь? Третий час.
– Я уже встал, – как-то напряженно ответил Мафей, протискиваясь в дверь. Шеллар заметил, что глаза у мальчишки заплаканы, а одежда надета наспех, и тут же сделал вывод.
– Тебе что-то приснилось? Садись, рассказывай. Что на этот раз?
– Приснилось, – кивнул Мафей, придвинул поближе стул и залез на него, поджав под себя ноги. – Рассказывать?
Король отодвинул в сторону документы и достал трубку.
– Конечно, рассказывать. Мы же договаривались, что ты будешь рассказывать мне все свои сны, и мы вместе будем их обсуждать и пытаться как-то решить проблему.
Мафей помолчал, нервно теребя кончик пояска, потом поднял на кузена умоляющие глаза и попросил:
– Шеллар, поклянись, что ты этого не сделаешь.
– Чего именно? – уточнил король, неторопливо набивая трубку и внимательно глядя на кузена. – Сначала объясни толком. Тебе приснилось, что я кого-то убил? Давай сначала разберемся, я уже один раз сдуру поклялся, не подумав, так что больше такой глупости себе не позволю. Итак?
– Мне снилось… – всхлипнул Мафей. – Мне приснилось, что ты застрелился. Пожалуйста, Шеллар, поклянись, что ты этого не сделаешь. Никогда.
– Я? Вот так вот? – искренне изумился король. – Мафей, ты уверен, что это был вещий сон, а не просто кошмар?
– Это был вещий кошмар, – угрюмо ответил принц. – Я их уже научился определять. После них я просыпаюсь… иначе. Шеллар, пожалуйста…
– Постой, – остановил его король. – Не плачь. Дай-ка мне немного подумать, ты меня совершенно ошарашил таким предсказанием, а это со мной бывает крайне редко.
Он в задумчивости набил трубку табаком, закурил и некоторое время размышлял, сосредоточенно изучая причудливо извивавшуюся струю дыма. Затем негромко и очень серьезно сказал: