Хроники Тамула. Трилогия

Эддингс Дэвид

— Однако Заласта только так о ней и мыслит. Соприкасание мое с его мыслями было кратким, а посему еще не ведаю я всего. Едва постигла я его предательство, долг повелел мне открыть сие Анакхе. Со временем, быть может, изведаю я более сего.

— Что подтолкнуло тебя заглянуть именно в мысли Заласты, анара? — спросил Спархок. — В комнате было полно народу. Почему ты выбрала именно его — или ты слушаешь все мысли одновременно? По-моему, это не слишком удобно. — Он скорчил гримасу. — Пожалуй, это заставило бы меня взглянуть на твой дар с другой

стороны. Хорошо бы узнать, как именно у тебя получается слышать мысли. Это все равно, что иметь вторую пару ушей? Ты слышишь все мысли тех, кто окружает тебя — все разом?

— Нет, Анакха, — Ксанетия слабо улыбнулась. — Сие, как и сам ты понял, было бы не слишком удобно. Наши уши, хотим мы того или нет, внимают всем звукам. Мое же соприкасание с мыслями других нуждается в том, чтобы я направляла его сознательно. Надобно мне сделать усилие, дабы услышать мысль, — если только человек, который рядом со мною, не мыслит столь напряженно, что словно бы беззвучно кричит. Так и было с Заластой. Разум его кричит вновь и вновь имя Сефрении. Более того, столь же непрестанно звучит в нем твое имя, Богиня, и в сих криках отзывается ненависть. Мыслит он тебя воровкою, укравшей его надежду на счастье.

— Воровка?! Я?! Да это он пытался украсть то, что принадлежит мне! Сестра появилась на свет по моей воле! Она моя! Она всегда была моей! Да как он смеет?! — Черные глаза Данаи метали молнии, голос звенел от безудержной ярости.

— Это не самая привлекательная твоя черта, Божественная, — заметил Спархок. — Человек не может владеть другим человеком.

— Я не человек! Я владею всем, чего хочу!

— Чем дальше, тем хуже. Я бы на твоем месте оставил эту тему.

— Но это же правда, отец! Я посвятила Сефрении сотни лет, и все это время Заласта шнырял у меня за спиной, пытаясь отнять ее у меня!

— Афраэль, — сказал он мягко, — в этом воплощении ты — эленийка, а посему перестань думать по-стирикски. Есть вещи, которые приличным эленийцам делать не пристало, а ты сейчас как раз и нарушаешь одно из этих правил. Сефрения принадлежит себе самой — не тебе, не Заласте, ни даже Вэниону. Ее душа — только ее.

— Но я люблю ее! — почти прорыдала девочка.

— Я для этого не гожусь, — пробормотал Спархок себе под нос. — Да и какой человек годится на то, чтобы быть отцом богини?

— Ты больше не любишь меня, отец? — спросила она тоненьким голоском.

— Конечно, люблю.

— Значит, ты тоже мой. О чем же ты тогда споришь?

— Ты примитивна.

— Разумеется. Нам и положено быть примитивными. Все эти годы Заласта притворялся, что любит меня: улыбался мне, целовал меня, держал меня на руках, покуда я спала. Негодяй! Лживый негодяй! За это я поужинаю его сердцем!

— Ни в коем случае. Я не намерен растить людоедку. Ты не ешь свинины, незачем привыкать и к человечине.

— Извини, — сказала она сокрушенно. — Я слишком разозлилась.

— Кроме того, я полагаю, твое право выпотрошить Заласту первым оспорит

Вэнион.

— Ох, я совсем забыла о нем. Бедный Вэнион! — В ее глазах набухли крупные слезинки. — Я не я буду, если не сделаю все, лишь бы утешить его.

— Почему бы нам не предоставить это Сефрении? Надо только помирить их — по-моему, это единственное, чего он по-настоящему хочет. — Спархок задумался. — Что-то здесь не сходится, Ксанетия. Даже если Заласта влюблен в Сефрению, это еще не значит, что он переметнулся к Киргону. Когда мы столкнулись с троллями в горах Атана, именно Заласта спас нас от них — и не только от них. Там были твари и пострашнее.

— Тролли, Анакха, не занимают много места в замыслах Киргона. Гибель сотни троллей была для него неважна. Все же прочее было иллюзией — иллюзией, сотворенной самим Заластой, дабы усмирить подозрения в сердцах некоторых твоих спутников. Искал он пути завоевать твое доверие, уничтожая тени, им же и созданные.

— Да, это сходится, — пробормотал озабоченный Спархок. — Вы позволите мне на минуту удалиться, дорогие дамы? Полагаю, что Вэниону тоже следовало бы это услышать. Это касается и его, а я хотел бы получить его совет, прежде чем начну принимать решения. — Он помедлил. — Ничего, что я оставляю вас одних… то есть, вдвоем, я имею в виду? Кто удержит вас от того, чтобы вцепиться друг другу в глотку?

— Все будет хорошо, Анакха, — заверила его Ксанетия. — Мне и Божественной Афраэли надобно кое-что обсудить.

— Ладно, — сказал он, — только без кулаков — и не вздумайте кричать друг на друга. Вы перебудите весь замок.

Собрание в королевских покоях к тому времени уже завершилось, и Спархок нашел своего друга в комнате, значительно удаленной от той, которую прежде он разделял с Сефренией. Вэнион сидел, закрыв лицо руками.

— Мне нужна твоя помощь, друг мой, — сказал ему Спархок. — Ты должен кое о чем узнать, а потом мы вместе решим, как нам быть.

Вэнион поднял искаженное мукой лицо.

— Новые беды? — спросил он глухо.

— Возможно. Ксанетия только что рассказала мне кое-что новое, и теперь нам придется управляться и с этим. Я хочу, чтобы ты сам все от нее услышал. Они с Данаей на крыше донжона. Думаю, нам лучше пока сохранить все это в тайне — во всяком случае, пока не решим, что нам предпринять.

Вэнион кивнул и поднялся. Вдвоем они вышли в коридор и начали подниматься по лестнице.

— А где Заласта? — спросил Спархок.

— С Сефренией. Она нуждается в нем.

Спархок что-то проворчал, но не решился высказывать свои мысли вслух.

Ксанетия и Даная стояли на укреплениях, любуясь простиравшимся внизу городом. Солнце катилось по глубокой синеве неба, направляясь к горным пикам на западе, и ветерок, дувший с Тамульского моря, нес ощутимый привкус соли, смешанный со спелым ароматом осени.

— Ну что ж, Ксанетия, — сказал Спархок, — расскажи ему все с самого начала. А уж потом мы решим, что делать.