Хроники Тридевятого
Шрифт:
Гусляр встряхнул кудрявой головой:
– П-п-погоди, не сбивай настрой!
И запел под аккомпанемент гуслей, зажмурив глаза:
Туда девять жизней,
туда девять жизней,
туда девять жизней пути.
И только с тобою,
лишь только с тобою
туда я сумею дойти.
Стихли последние
– Что это было? Кто на этот раз твои герои? – Спросил с интересом тот.
– Т-т-ты здесь ни при чём… Не совсем… Но я хотел, чтобы ты первым послушал, – ответил непонятно поэт.
От избытка переполнявших его эмоций поэт на время перестал заикаться:
– Я сочиняю поэму. Это трогательная история о любви прекрасной принцессы и шута. Они преодолеют все испытания на своём пути и доберутся до волшебной страны. Здесь влюблённые смогут жить долго и счастливо. Только что прозвучала песня под названием «Наедине с собой» или «Размышления влюблённой принцессы».
Ошин-младший попытался что-то сказать, но Гусляр жестом остановил его:
– Н-н-не спеши, мой скептически настроенный друг, дослушай до конца. Сейчас будет песня шута «Пока не поздно». С этими словами юноша обращается к возлюбленной. С мелодией я ещё не определился, а текст такой:
Лежит Тридевятое царство за морем.
Туда девять жизней пути.
Не хочешь со мной – я тебя не неволю,
но лучше отсюда уйти.
Здесь давит на плечи свинцовое небо,
ни солнца, ни звёзд, ни луны.
Амбары пустеют, и чёрствого хлеба
не хватит на всех до весны.
Глядят исподлобья угрюмые люди.
Они некрасивы и злы.
Уйдём в Тридевятое – хуже не будет.
С собою лишь горстка золы
с родных пепелищ… Я храню её с лета,
с тех пор как сгорели мосты.
По первому снегу уйдём до рассвета,
пока жар души не остыл.
Туда девять жизней,
туда девять жизней,
туда девять жизней пути,
и только с тобою,
лишь только с тобою
туда я сумею дойти.
– Н-н-ну вот… Теперь я готов выслушать критические замечания. Неплохо? Правда ведь?! – спросил с
– Не в этом дело… Твои трогательные истории слишком похожи одна на другую… Тебе не скучно? Вот мне, например, шутовская деятельность надоела. Устал от однообразия! Знаешь, как раз сегодня я думал о тебе и хотел предложить кое-что поинтереснее.
Гусляр вопросительно взглянул на друга.
Тот выдержал интригующую паузу и продолжил:
– А что, если нам с тобой написать летопись Тридевятого царства-государства или хотя бы описать жизнь соотечественников? Оставить, так сказать, исторический труд в назидание потомкам. Ты возьмёшь на себя литературно-поэтическую часть работы, а я – административную. Что скажешь?
– А как же поэма моя? – спросил Гусляр нараспев.
– Сочиняй себе на здоровье, одно другому не мешает.
– А в-в-верно ведь! Только пусть летопись будет в стихах. Не возражаешь?
– Ни разу, – весело отозвался Шут.
– С-с-с чего же начать?
– Решай сам. Ты же у нас поэт.
Гусляр принялся нервно ходить туда-сюда вдоль крыльца. Шут с сочувствием смотрел на друга. Наконец поэт остановился и в отчаянии воскликнул:
– В-в-вдохновение! Куда-то ушло вдохновение! Что же делать!?
Шут поднял свой колпак, лежащий на ступени Златого крыльца, почтительно отряхнул и протянул другу:
– Замечательная вещь. Мне отлично помогает. Надень и пойди погуляй в дворцовом парке. Под звон бубенцов хорошо думается. Не веришь – попробуй. Поаккуратней, пожалуйста, вещь ценная, антикварная. Бубенчики из настоящего Тригорского серебра**.
– Д-д-даже если ты по привычке шутишь, я попробую. Давай!
Поэт с некоторой опаской взял Шутовской колпак из рук приятеля, неловко нахлобучил на голову и под звон бубенцов удалился.
Шут, конечно же, не одолжил бы свой Колпак кому попало, но старина-Гусля – друг детства и первый поэт Тридевятого, по мнению Ошина-младшего, оказанной чести был достоин.
*Гусля – таким же именем назван герой Н. Носова из повести «Незнайка и его друзья». Однако, совпадение случайно. Ни Шут, ни Гусляр не были знакомы с произведениями Н. Носова. (примечание автора)
** Редкая серебряная руда из Тригорска считается волшебной. Она не только очень высокого качества, но и обладает магическими защитными свойствами.
Глава 2
Семейная реликвия
Когда неуклюжая фигура Гусли скрылась за Царским дворцом, и стих звон бубенцов, Шут попытался вернуться к работе над пейзажем. Однако освещение изменилось – очарование раннего утра пропало. Это ничего… Можно будет закончить этюд по памяти или прийти сюда завтра. Пусть «картинка» подсохнет, «вылежится».
Сняв берет, Шут-художник взъерошил растопыренными пальцами густую рыжую шевелюру, сел на ступеньку Золочёного крыльца и стал думать о странных свойствах своего Колпака.