Хроники ветров. Книга 1. Книга желаний
Шрифт:
Его аж затрясло от злости, видать, ненароком на больной мозоль наступила.
– Ну-ну, остроухая, не балуй! – строго повелел князь, хотя, по-моему, не слишком оскорбился.
– Они привыкли подчиняться.
– Тварям?
– Тварям. Нелюдям. Кому угодно.
– И, неужели, пойдут воевать?
– Пойдут.
– Врешь, тварь! – рявкнул Меченый. – Не может такого быть, чтобы люди на людей шли в угоду нежити!
Конечно, кто бы спорил. Не может, значит, не может. Все люди братья, вся нежить – враги.
– Пускай лучше про этих… как
– Тангров? – подсказала я.
– Во-во, тангров, пускай расскажет, – попросил толстяк. Надо же, слушал, а мне казалось, он занят исключительно поглощением еды, которую сгребал в тарелку без всякого стеснения и представления о хороших манерах. Князь махнул рукой, разрешает, значит.
– Они похожи на нас, не внешне – физиологией… ну, тем, что внутри. Не выносят свет, серебро ядовито, и без человеческой крови долго не могут. Физически сильнее человека, но слабее вампира. И живут они меньше. Простой солдат существует лет двадцать.
– А потом? – мальчишка разве что на месте не подпрыгивал от нетерпения, в глазах горел огонь познанья, понятно, книжник. Я улыбнулась – родная душа, как никак.
– Дальше либо в младшие командиры пробиваются – это еще лет десять, либо умирают. Срок жизни не ограничен лишь у матки.
– А советники?
– Достоверных данных не существует, может, двести, триста, четыреста. Честное слово – не знаю.
Вопрос следовал за вопросом, я старалась отвечать. Говорила. Убеждала. Просила. Они были слишком уверены в собственных силах, даже князь, и тот не хотел верить, что крепость не выстоит. А она не выстоит, это стало понятно с первых слов пленника.
– Успокойся, остроухая, – Володар хлопнул по столу. – Вашингтон не одну сотню лет стоял на этом месте. И стоять будет! А улей этот уничтожим к чертовой матери!
Один, может, и уничтожат. Если очень повезет. Но, на место этого улья придет следующий. Или два. Или три. Если все обстоит так, как рассказывал пленник, то в Кандагаре сотни ульев и сотни тысяч воинов. Грядет новая война, которая перевернет этот мир. А я даже не могу предупредить своих, Карл бы понял, Карл бы поверил, Карл придумал бы что-нибудь, способное остановить грядущую бойню.
Карл в Орлином гнезде, а я – в крепости Вашингтон, среди людей, которые не желают меня слушать, потому что не верят, будто какой-то твари есть дело до людей.
Есть.
Тангры – наши враги, еще со времен Последней войны. Это сильнее меня, сильнее разума, сильнее желания быть свободной – взаимная ненависть заложена в генах.
– Они расселяются. И, сколько бы людей не полегло у стен крепости, они пригонят еще. Сто тысяч, двести, триста… столько, сколько понадобится…
Володар нахмурился, бесполезный спор начал раздражать его. И повинуясь гневному взгляду, я замолчала. Будь, что будет, я так сделала все, что могла.
Но на душе было гадостно.
– Ваша светлость, ваша светлость! – в залу влетел мальчишка, один из тех, кто бегает по замку, выполняя мелкие распоряжения. – Там… в оружейной зале… Там – драка! И…
Мальчишка втянул голову в плечи и на всякий случай отступил к двери. А князь… если до этого момента взгляд его светлости я называла мрачным, то теперь… кажется, я не доживу до начала войны. Вальрик, Вальрик, черти бы тебя побрали, другого времени не нашел!
Володар с такой силой грохнул кулаком по столу, что один из кубков опрокинулся, покатился по столу, оставляя темно-красный, винный след, очень похожий на кровь.
– Что стоишь? Иди, разбирайся со своим приемышем!
Повторять приказ не потребовалось.
Ну, Вальрик! Убью паразита, если кончено, спасти успею.
Вампирша сорвалась с места и выскочила за дверь, и мальчишка-провожатый за нею. И Фома дернулся было, но встретившись взглядом с братом Анджеем, сел на лавку. Ну да, верно, негоже ему, посланнику Святого Отца по крепости бегать.
А вампирша… она. Женщина. Девочка.
Странно, отчего-то Фома другого ждал, ну воина, зверя, чтоб как в книгах клыки и ярость, чтоб серой пахло. Хотя, может, он стоит далеко, оттого и запаха не чует.
– Занятные дела творятся у вас, князь, – брат Рубеус налил себе вина. – Нежить, которую взаперти держать следует, свободно по замку гуляет…
– А ты меня поучи еще! Молокосос. Приехал. Рассскомандовался! – Володар наливался нездоровой краснотой, смотреть на него было страшно, а ну как прикажет взять и расстрелять их, вот прямо тут, в зале.
– Детей не пугай, – пробурчал Морли. – Князь, ты ж меня знаешь. И я тебя знаю. Если так оно, то значит, оно так надо. Верно?
– Верно.
– Вот и я говорю, что верно. А брат Рубеус, он у нас в вере силен… бывает.
– Прошу прощения, но, кажется, я уже поел. Не соблаговолит ли светлейший князь дать мне провожатого. Отдохнуть хочу. С дороги. – Брат Рубеус говорил нарочито громко, и от каждого его слова Фома вздрагивал все сильнее.
– Соблаговолит, – отозвался Володар. – Акимка! Проводи! А ты это… не сердись, ни к чему распри, ну как и вправду войне быть? Чего уж теперь.
Рубеус молча покинул зал. На некоторое время воцарилась тишина, гулкая, неприятная.
– Эээх, – Морли вздохнул. И потянулся за цыплячьей тушкой.
– Крутоват он. Прям не по годам крутоват. Раньше-то помнится, попроще был, – князь подвинул блюда с кусками беловатой, рассыпчатой рыбины, украшенной мочеными яблоками. – Взлетел, загордился. Птица важная, прям спасу нету!
– Да не, он – парень простой, гонору нету. Это из-за твари твоей сердится.
– А чего сердится? Спокойная она, языкастая, правда, не в меру, а так ничего… – князь брал рыбу руками, долго выбирал мелкие косточки, а крохкое мясо складывал на кусок хлеба, прикрывая сверху зеленым листом салату. – Да и толку-то с нее поболе, чем с Рубеуса твоего. Позабыл уже, небось, кто его тут выхаживал… и про сопли свои кровяные, и про кошмары… н-найденыш!