Хроники ветров. Книга 2. Книга цены
Шрифт:
Эта фраза выбивалась из ритуала, но Вальрик ответил:
– Да?
– Твой дружок, тот, который толстый… нынче преставился, пусть Господь спасет его душу.
– Аминь, – отозвался Вальрик, чувствуя, как холодеет от боли сердце. Морли, теперь еще и Морли. – А второй? Что Наремом?
– Понятия не имею, – огрызнулся стражник, – я тебе что, докладываться обязан? Просили передать, я и передал.
– Спасибо.
– Толку от твоего спасибо… хлопоты одни… ходи каждый день туды-сюды… было бы чего… – бормотание стихло, и дальше ритуал пошел по отработанной колее.
Есть не хотелось. Значит, Морли умер?
А он сгниет в подземелье, и какой-нибудь толстый, воняющий чесноком и пoтом стражник, отчаянно матерясь, вытащит тело наверх.
Позор.
Вальрик, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей принялся лепить из серого мякиша фигуру. Смысла в этом действии не было, да и мысли продолжали существовать, но как бы параллельно, не причиняя особого дискомфорта. Даже появилась возможность задавать вопросы, самого себя спрашивать о чем бы то ни было глупо, но больше в камере все равно никого.
Вот к примеру, как получилось так, что Серж не только выжил, но и умудрился стать Святым Князем? Кто-кто, а Вальрик точно знал, что со святостью у братца были проблемы, да и в чудеса он больше не верил, зато верил в технику. Да и как тут не поверишь, когда с тебя на твоих глазах снимают вещь, которую по определению невозможно снять без согласия на то хозяина.
Из хлебного мякиша удалось вылепить кривоногую лошадь.
Прибор, с помощью которого, Вальрика избавили от Аркана, внешне походил на обыкновенный металлический штырь, а на его вопрос, что это такое, один из сопровождающих снисходительно ответил:
– Техника.
Техника может все, а Вальрик, несостоявшийся князь Вашингтона, не может ничего. Даже толком помянуть хорошего человека, вода отдавала тиной. Водки бы…
На следующий день произошло событие, несколько выбивавшееся из общепринятого распорядка, – сам Святой князь снизошел до общения с презреннейшим из преступников. Это глашатай так объявил, а Вальрик промолчал, хотя внутренне не согласился, ну не считал он себя преступником и все тут.
Святой князь был молод, горд собой и преисполнен осознания той чести, которую оказывает своим визитом. Вальрик не испытывал к нему неприязни, равно как и не собирался падать на колени или целовать руку – не собирается он вымаливать прощение, потому что не виноват. А если бы и был виноват, то тоже не стал бы, Коннован говорила, что оправдывающийся человек выглядит глупо, и была права.
Святой князь долго озирался – ровно до тех пор, пока сопровождающие ни принесли довольно-таки массивный стул с бархатной подушкой и высокой позолоченной спинкой. А возможно, что и не позолоченной, а золотой, то-то они так пыхтели.
Даже забавно.
– Он не желает приветствовать Святого князя? – Поинтересовался Святой князь непонятно у кого, Вальрика эта манера говорить о себе в третьем лице изрядно забавляла.
– Вежливость – великая добродетель. – Заявил Его Святейшество, устраиваясь поудобнее на своем переносном
– Почему? Можно и поговорить. – Вальрик тоже сел, конечно, выглядит он куда как хуже – одежда грязная, воняет немытым телом и вездесущей плесенью, ну да главное ведь душевный настрой. Странно, ему было весело, а вот нежданный посетитель веселья не понял, едва заметный кивок стражу и порядок установлен:
– Встать! С Его Святейшеством разговаривать стоя. В глаза не смотреть. Не возражать. Отвечать, когда спрашивают, но самому не заговаривать!
– Хорошо, хорошо, Лука, – Его Святейшество вяло махнул рукой, то ли благодарил за служебное рвение, то ли наоборот просил заткнуться. – Надеюсь, беседа будет приятной и конструктивной. Итак, ты, Вальрик, сын Володара, признан виновным по всем пунктам обвинения, однако сам вину отрицаешь, что безусловно, лишь усугубляет твое положение. Искреннее раскаяние очищает душу, ты же упорно отворачиваешься от Господа нашего… печально. Долг требует от меня исполнить приговор, но душа… милосердие является высшей из добродетелей…
Монолог начал надоедать Вальрику, хотя, конечно, расслабляться не следовало, вряд ли Святой князь снизошел до посещения смертника лишь потому, что больше не с кем было побеседовать о душе и добродетелях. Ему явно что-то нужно, что-то очень определенное, и Вальрик, кажется, догадывался, что именно. Но пусть этот святоша сам скажет. Коннован учила не лезть на рожон в бою, но это тоже своего рода бой.
Святой князь сложил руки на груди. На бледных тонких пальчиках разноцветными огнями переливались перстни, особенно один хорош, с синим чистым камнем, будто небо осколок в золото вставили.
Вот бы на настоящее небо глянуть… сколько он в этой камере торчит?
– Я вижу задумчивость на твоем лице, сие позволяет надеяться, что не все потеряно для души. Пожалуй, при некоторых условиях я мог бы пойти на встречу…
– И каких же? – Вальрик заранее решил, что ни на какие условия не согласиться, но спросить-то следовало.
– Вопрос, безусловно, интересный, – одобрительно кивнул князь, морщинка на лбу разгладилась, и губы тронула улыбка, добрая, полная готовности прощать и миловать. – Чтобы добраться до сути, следует рассмотреть возникшую ситуацию с разных сторон. С одной, я не могу игнорировать волю Святого Сержа, а она высказана вполне определенно. С другой, нигде не указаны сроки исполнения приговора, равно как и условия, в которых должен обитать узник до… казни. Ты не против, что мы будем называть слова своими именами?
– Нет.
– Правильно. Итак, варианта два. Ты можешь умереть быстро, в том смысле, что сегодня, завтра или послезавтра. Или умереть, спустя годы… даже десятилетия. Во втором случае возникают варианты. Первый – эти десятилетия ты проводишь здесь, в полном одиночестве. Попробуй представить, каково это…
Вальрик представил, и тут же мысленно проклял чересчур живое воображение. Годы в каменной клетке, темные потеки плесени в углах, истекающие росой трещины, каждая из которых изучена до мельчайших подробностей, и фигурки из серого хлебного мякиша. Через год-другой он станет неплохим скульптором, если, конечно, раньше не свихнется.