Хроники закрытого города
Шрифт:
И тут парня накрыло. Неподъёмным грузом на плечи легло осознание произошедшего. Чувства вины, опустошения и потери с чудовищной силой пригнули к земле. Сжали и придавили, скрючили и скрутили все мышцы, жилы и суставы. Дикий крик сумасшедшей боли исторгла горящая грудь. Срывая саднящее горло, кричал Максим, пока не закончился воздух, и даже тогда он продолжил тихо скулить, свернувшись жалким калачиком на колючей перине холодной безразличной хвои.
***
Как ни странно, но Михалыч смог выкарабкаться, правда, всё же не без последствий.
Своего непутёвого сына старый вояка позабыл напрочь, как и те жуткие события, приведшие его на больничную койку.
Лежа беспомощным овощем на застиранных простынях, он неожиданно обзавёлся друзьями.
Чернобровый амбал Петро и щупленький Сява от нелёгкой житухи подрабатывали тут санитарами. Они-то и помогли выкарабкаться Михалычу из нахлынувшей вместе с потерей памяти унылой тоски.
Семьи у него не осталось, армия отказалась. Лишь единственный раз тучный генерал с бегающими глазками посетил пациента. А как выяснил анамнез безумной выходки бравого капитана, бесследно исчез без объяснения причин. Что взять с седого, поникшего старика, не помнящего даже своё имя?
Так и оказался потомственный военный и заботливый отец на обочине жизни в уютной компании здоровенного детины Петро и вертлявого, тщедушного Сявы.
Тем не менее, нет-нет, да и защемит усталое сердце рано одряхлевшего мужика при взгляде на КПП. Будто бы что-то зовёт его, манит в большой неизвестный мир за кордоном. Будто бы кто-то ждёт его там, в переплетении тысяч дорог, помнит и словно скучает.
В такие моменты душа Михалыча наполнялась меланхолией и апатией. Но долго хандрить ему не давали, вытягивая буквально за уши из депрессивного состояния.
Жизнь, конечно, не искрилась яркими красками, но всё же была довольно-таки сносной до тех самых пор, пока внезапно у Сявы не остановилось пропитое сердце…
12 лет назад
Максим бежал сквозь тайгу, изредка подсвечивая телефоном себе под ноги. Мысли об отце не давали ему покоя. Как он там? Сумел ли избежать наказания? Справился ли?
Под ногами хлюпнуло раз, другой, третий, и беглец в ужасе замер. Только сейчас Максим осознал, что сбился с пути и совсем не имел понятия, куда привело его бездумное бегство.
Телефон выскользнул из вспотевшей ладони и упал на землю. Лихорадочно зашарив вокруг себя, Максим нашел его и дрожащими пальцами надавил кнопки.
Экран вспыхнул, скупо выхватывая из густой темноты пышный багульник.
Значок батареи предательски замигал, и у парня защемило в груди.
Как же так? Он же заряжал его буквально перед выходом. Что за непруха такая?
Под
– Боже! – облизав ставшие сухими и шершавыми губы, парень стянул с головы шапку и прижал её к взмокшему лицу.
Несмотря на холодную ночь, Максима прошиб пот.
За всю свою жизнь в ненавистном городе он столько наслушался баек об уральских гиблых местах, непроходимых топях, болотных наваждениях, что теперь у взрослого парня сводило скулы от кислого привкуса первобытного страха.
Вот тебе раз, ни с того ни с сего угораздило же его самому оказаться посреди этой пыхтящей, зловонной мерзости. Хорошо ещё, что апрельские ночи не кишат мелким гнусом, а то бы вообще… Врагу не пожелаешь.
Напялив вязаную шапочку обратно на стриженый затылок, он ещё раз посветил вокруг, внимательно приглядываясь к очертаниям скудного пейзажа.
Глаза жгло от напряжения, но, кроме обширной поляны с редким багульником, ничего интересного он не увидел.
Когда густую тайгу успело сменить болото, Максим не заметил и теперь искренне удивлялся, глядя назад, где, кроме чахлых голых веток, торчавших из гнилостной жижи, и болотных жиреющих кустиков, не было ничего.
– Мистика, не иначе, – прохрипел он и сам испугался своего голоса.
Недалеко шумно захлопала крыльями птица. Максим испуганно вздрогнул и невольно шагнул в сторону.
Нога тут же по колено провалилась в трясину. Не удержав равновесия, парень упал навзничь, увязая руками в ледяной воде. Прикусив до крови губу, он кое-как поднялся, поднатужился, но вырвать ногу из цепких оков топи не смог, лишь сильнее увяз. Воя раненым зверем, Максим задёргался, затрепыхался в кисельном зловонии, отчаянно пытаясь освободиться, тщетно нащупывая второй ногой мало-мальски твёрдую землю. Бессильные слёзы текли по щекам, капали с подбородка в бурлящее варево, а жадная трясина всё плотнее стискивала добычу, всё глубже утягивала в безмолвную бездну. Вот и вторая нога, соскользнув, провалилась вслед за первой. Сорвав с головы шапку, Максим яростно закричал, молотя кулаками по вздувающимся пузырям. Но тем хоть бы хны. Радужным жемчугом всплывали они над болотом и радостно лопались под сведёнными судорогой пальцами. Брызги орошали искажённое от ужаса лицо обречённой жертвы. И Максим надрывно вопил, срывая глотку. Вытаращив в панике глаза, он лихорадочно рвал на себе короткие волоски. Казалось, вот-вот и пальцы крепко уцепятся, дёрнут и, словно Мюнхгаузена, спасут его из проклятой пучины. Но это не сказка, и Максим не барон, а ледяная жижа всё выше ползла вверх по окоченевшему телу. Вот уже куртка болоньевым пузырём надулась вокруг тщедушной груди, а руки бессмысленно зацарапали ткань, загоняя ту в вязкую глотку болота. Бессильно крича, он скалил зубы в гримасе отчаяния, проклиная свою роковую беспечность.
С отчаянной безысходностью Максим вдруг осознал, что это конец!
Конец ознакомительного фрагмента.