Хронос. Ледяной поход
Шрифт:
— Антон Дмитриевич, — слабый, хриплый голос раненного князя вернул к действительности, — не берите грех на душу, голубчик.
Тоха продолжил давить на спуск. Курок занял крайнее положение. Барабан провернулся до конца, подставив капсюль патрона под удар.
— Антон Дмитриевич, прошу. Не надо.
Ярость потихоньку улеглась. Пацан продолжает плакать, закрыв лицо руками. В санях кто-то пошевелился, поднялся. Тоха скосил глаза. Узнал Татьяну.
Девушка встала и, зашатавшись, схватилась за край саней.
Программер
— Пошёл вон отсюда, ушлёпок!
Пацан не реагирует. Лишь, закрыв лицо ладонями, продолжает скулить. Тоха пнул парня.
— Вали отсюда, ур-р-род! Ну! Пшёл!
— Спасибо, дяденька! — солдат, подхватив винтарь, с низкого старта умчался от греха подальше.
— Я гляну, может извозчики есть, — Тоха бросился в арку.
Им повезло. Прямо на него мчится бричка. До неё метров тридцать.
Программер вскинул револьвер и рявкнул:
— Стоять! Пристрелю!
Кучер резко затормозил, аж лошадка встала на дыбы. Тоха подскочил к вознице. Возница, мужик лет сорока пяти с густо бородой спрыгнул с козел и бухнулся на колени.
— Барин, не убивай! Барин! Семеро по лавкам!
— Не убью. Помоги раненого погрузить.
Чуть ли не пинками затолкал кучера обратно и залез сам.
— Давай сюда, под арку!
Полтора часа спустя
Дверь открылась, из комнаты вышел приведённый истопником Савелием семейный врач Голицыных — мужчина лет пятидесяти, чуть лысоватый, с седой бородкой и в пенсне.
Первой вскочила княгиня.
— Ну как он, Николай Николаевич?
— Не хочу вас расстраивать, Надежда Сергеевна, но всё очень плохо. Пуля задела жизненно важные органы. Его ещё несколько раз ударили штыком. Даже не представляю, как он всё ещё жив.
Княгиня всхлипнула. Настя прижалась к программеру. У девушки по щёкам текут слёзы. Тоха погладил её по голове.
— Николай Николаевич, — программер сделал полшага к доктору, — давайте отвезём Василия Фёдоровича в госпиталь.
Врач снял пенсне и, вытащив из кармана жилетки платок, тщательно протёр стёкла.
— Увы, молодой человек, здесь медицина бессильна. Я не Господь Бог. Хотел сделать укол морфия, но Василий Фёдорович не разрешил. Хочет быть в ясной памяти, — доктор вздохнул. — Он хочет, поговорить с вами. Вы ведь Антон Дмитриевич? Верно?
— Да, — кивнул Тоха.
— Василий Фёдорович просит вас и Анастасию Васильевну зайти к нему.
Доктор посторонился. Тоха открыл дверь.
— Разрешите, Василий Фёдорович?
Князь сделал приглашающий жест.
Программер вошёл в комнату, следом — Настя.
— Подойдите… ближе, — тихим голосом проговорил князь.
Тоха с княжной выполнили просьбу. На бледное, измученное лицо раненого больно смотреть. Настя всхлипнула. Попаданец чуть приобнял девушку.
— Ещё… ближе.
Молодые люди
— Дайте друг другу руки, — попросил Василий Фёдорович.
Тоха посмотрел на княжну. Настя протянула к нему руку. Программер взял прохладную ладошку.
— Благословляю… вас… дети мои, — искажённое болью лицо бледное лицо князя тронула слабая улыбка.
Тоха малость прифигел от такого поворота и попытался слабо протестовать:
— Но… Василий Фёдорович, я… даже… не знаю…
— Антон Дмитриевич, — тихим голосом перебил князь, лицо на секунду исказила гримаса боли, он снова улыбнулся. — Я же… вижу, вы… любите… друг друга, и хочу… чтоб вы… были счастливы, — он положил ладонь на их руки.
Настя взглянула на программера заплаканными глазами.
— Вы правы, Василий Фёдорович, я очень люблю Настю, и рад, что получил ваше благословение. Для меня это большая честь.
А про себя подумал: «Ну всё, блин, теперь Хронослужба вообще офигеет».
Князь будто прочитал его мысли.
— А про тех… господ… из службы… охраны времени… даже… н-не думайте. У них… своя жизнь, у вас… своя. И ещё… Антон Дмитриевич, позвольте… дать вам… совет человека, уже прожившего… свою жизнь.
Он убрал руку.
— Конечно, Василий Фёдорович.
— Папочка, ну не надо так… — Настя опустилась на корточки перед отцом и взяла его за руку.
— Прости, дочка, я… умираю. Ничего… с этим… не сделаешь.
Настя закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Василий Фёдорович погладил дочь по голове и посмотрел на программера.
— Вам предстоит… тяжёлый… поход. Не знаю, что… там вас ждёт… Не обижайтесь… на старика, но вы, судя… по всему, совсем… не воин. Не лезьте на рожон. И… самое главное, Антон, постарайтесь… не зачерстветь… душой на этой войне… Это самая… страшная война… Гражданская… Даже на войне… нельзя… черстветь душой. Знаю… трудно, но… постарайтесь… И ещё, Антон… живите своим… умом. Чтобы ни… говорили другие…. Будь они хоть… самые, как вы… говорили, продвинутые, пусть… хоть из… самого двадцать четвёртого… века. Раз вы… здесь, значит… на то божья воля. И… чтобы вы… здесь не совершили… хорошего ли… плохого ли… если суждено, чтобы… это отразилось… на вашем… будущем, на будущем… этих господ из… двадцать четвёртого… века значит на то… святая его воля.
Тоха медленно кивнул. Прав Василий Фёдорович. Сто раз прав. Неужели он уже начал черстветь душой. Он же хотел убить парня. Очень хотел. И ни фига его не было жалко.
— Антон Дмитриевич, — голос князя стал тише, — будьте… добры… позовите… Надю… и Романа…
— Да, конечно. Сейчас.
19. Вера Алексейчик
22 июня 2015 г.
Квартира Верки
г. Москва