Хроновыверт [сборник]
Шрифт:
Зубавин устало откинулся в кресле.
Поиск утомлял не столько физически, сколько однообразием впечатлений. Разведкапсулу вели автоматы, программу поиска тоже осуществляли автоматы, но главным центром контроля и анализа данных оставался человек, хотя и соединенный в одно целое с компьютером, позволяющим хозяину реагировать на малейшие изменения среды с такой же скоростью и точностью, как и «неодушевленная кибернетика».
В маленькой ходовой рубке капсулы слышалось только дыхание людей да исполнительные зуммеры автоматов. Двое в рубке были и пилотами,
В координатное перекрестье локатора вползло светило спектрального класса G-8, последняя надежда их долгого поиска. До него было уже недалеко, около пяти астрономических единиц, и капсула, управляемая координатором крейсера «Витязь», направлялась в тот район системы, где должна была вести поиск самостоятельно.
– Первый, я Семнадцатый, выхожу в расчетный квадрат, – сказал Зубавин. Перед его креслом находились гнутые экраны локаторов, виом планетарной связи, настроенный на аварийную волну, окно перископа-дальвизора, но все они больше походили на диски из полированного черного металла, чем на экраны. Лишь один раз за все время включился сигнал предупреждения и один из экранов отразил белый всплеск, но то оказался сгусток пыли и щебня – очевидно, ядро кометы в апоастрии.
– Семнадцатый, «подметайте» систему чище, – раздался в наушниках голос дежурного диспетчера крейсера Стефана Лефски. – Даю на всю работу час пятнадцать.
– Принял, – лаконично ответил Зубавин.
Несколько минут прошли в молчании.
Разведкапсула ощетинилась антеннами приема и локации, сориентировала их таким образом, чтобы захватить только свой квадрат поиска, и превратилась в одно громадное «ухо», главным чувствительным элементом которого были люди.
И вдруг резкий сигнал внимания вырвал Зубавина из «резонансной системы», заставил собрать тело, «разбросанное» в данный момент по колоссальному объему пространства.
– Семнадцатый, срочно возвращаю. Минуту на подготовку.
– В чем дело? – вскинулся Зубавин. – Что случилось?
– Физики высчитали, где находится «Славутич».
– И где же?
– На Земле! Вернее, на орбите вокруг Земли.
– По-моему, раньше ты не был способен на шутки...
– Я не шучу. «Славутич» провалился во времени на двести лет в прошлое, в двадцатый век.
– Чушь какая-то! Почему же история не сохранила этот факт?
Диспетчер не ответил.
ГЛАВА 8
За прозрачной стеной силового поля, оградившего «Славутич» от негостеприимного мира, бесновалась гроза. Ветвистые росчерки молний рвали пелену ливня на цветные куски. Корабль, казалось, стоял внутри дымчатого стеклянного пузыря: водяные струи растекались пленкой по всей поверхности силового колпака и создавали иллюзию толщи воды за прозрачной стеной.
Целое полотнище жемчужного огня ударило вдруг в стену поля и стекло жидким сиянием в воду, исхлестанную струями небесной воды. Потом еще несколько ярких желто-голубых клинков вонзилось в поле, слетая к воде жидкими огненными ручьями...
– Красиво, –
– Вода насыщена сернистыми соединениями свинца и кислотами, – отозвался Апхазава от вскрытого автомата. Часть стены командного зала рядом была разобрана и открывала масленисто поблескивающие пластины из ячеистого металла, усыпанные бисером молектронных схем. – Поэтому цвет разрядов сдвинут в желтую часть спектра, – докончил бортинженер уже из утробы автомата.
– Спасибо, – усмехнулся Климов. – Сернистые соединения свинца – это очень поэтично. Кстати, вы знаете, почему так высок процент соединений и окислов свинца в здешнем воздухе?
– Видимо, предки больше имели дела со свинцом.
– Предки имели колоссальное количество транспортных средств, выхлопные газы которых были насыщены свинцом. Из-за чего в конце двадцатого века подскочил и общий процент вредоносных веществ в атмосфере.
В командном зале крейсера находились всего несколько человек: Климов, Сонин, Апхазава, работающие у комбайна контроля, Лидия Данич, мать Боримира, и бортинженер-1 Малютин. Двое механиков из экипажа помогали Лозински устранять неисправности в автоматическом «скелете» корабля. Еще четверо специалистов скрывались в недрах космолета, медленно восстанавливая разрушенные линии материалоснабжения. Остальные двадцать семь членов экспедиции все еще спали под защитой охранной зоны, с тех пор как автоматы по тревоге упрятали туда людей от опасных перегрузок.
Малютин уже вторые сутки работал с приемной аппаратурой, пытаясь оживить радиостанцию и разобраться в радиопередачах хозяев полуострова, так недружелюбно принявших «Славутич»: уже стало известно, что крейсер приземлился на территории Афганистана, в центре озера Намакзар, хотя компьютер высчитал координаты почему-то с пятидесятипроцентной вероятностью: конфигурация материков и рек его обескуражила.
Из экипажа крейсера Малютин первым уяснил ситуацию и, накопив достаточно информации, решил наконец сделать первое прикидочное обобщение.
– Все! – сказал он горестно, сбрасывая эмкан связи, и потянулся, разминая затекшие мышцы. – Их язык меня доконал. Жаргон, а не язык! В нем смешались не один, а пять-шесть языков сразу – от персидского до английского. К тому же он так перенасыщен согласными, что многие слова человеческое горло просто не в состоянии произносить. Это твердый и властный язык воинов, язык повелительного наклонения. Такого, по-моему, на Земле никогда не существовало.
– Это странно, – подумав, сказал Климов. – Если не сказать больше. Земля ли это? Если нет, придется учить язык.
– Да уж придется. Вот послушайте.
Малютин повернул верньер, и в зал ворвались звуки чужой речи. Несколько минут все в зале вслушивались в нее, пытаясь понять, о чем идет речь. Апхазава сдался первым:
– Выключай. Похоже, без лингвера не обойтись. Я, во всяком случае, почти ничего не понял.
– Речь шла о нас, – сказал Малютин. – Что мы несем «угрозу их существованию». Каждая вторая передача их политических деятелей так или иначе касается нас.
Вошел Лозински, на ходу вытирая руки ветошью.