Хронум Книга I
Шрифт:
В этот момент я считывал жизнь барона, всю его паршивую подноготную. Начиная с малых лет и вплоть до того момента, как он стал жирным куском дерьма преклонного возраста (Фон Таубе на днях исполнилось шестьдесят два). Что видел он в моих глазах, оставалось только догадываться, ведь очевидцев не оставалось в живых после этой «аудиенции» с демоном. Наверняка что-то ужасное, раз так кричали и прудили себе в штаны. Сейчас я жадно пролистывал эпизод за эпизодом. Смотрел глазами барона.
Вот он мальцом пинает кормящую суку во дворе своего дома. Вот перерезает глотки еще не открывшим глаза
Все эти картинки проносятся через меня со скоростью света. В какой-то момент происходит ментальный щелчок, и они обрываются, как и никчемная жизнь ублюдочного барона.
Я мгновенно вываливаюсь в реальность, часто и тяжело дышу. После увиденного хочется вывернуть желудок, но я сдерживаю рвотный позыв. Сколько мразей еще бродит по земле с таким же списком «побед», даже подумать страшно!
Редкий человек, испытав на себе (как я называю) «исповедь», был примерным семьянином и достойным человеком, остальным карающая длань хронума была просто необходима. Отчасти поэтому мы называем себя псами. Ближе по смыслу конечно же подходило название «волки» — санитары леса. Но именование «псы» имело под собой сакральный смысл. Я буквально притягивал к себе собак…
Есть еще один немаловажный факт, для чего мне нужно проводить «исповедь». Прочитав манускрипт индейцев, я узнал, как развивается сила хронума: через поглощение жизненных сил одаренных.
Придя в себя после «исповеди», оглядел присутствующих. В гостиной было невыносимо находиться. Кто-то из оставшихся в живых аристо обделался. Возможно, оба. Как зачарованные, они, не отрываясь, смотрели на тело покойного Фон Таубе, и не могли отвести от него глаз.
Превратившееся в мумию иссушенное тело барона подхватил Олег и понес во двор. Я скомандовал этим двоим идти следом за нами.
Бесстрастно кинув тело ублюдка в печь, я вновь обратился к напуганным аристо:
— Афанасий Семеныч, — обратился я к Голицыну.
Тот вздрогнул при упоминании своего имени и жалобно захныкал:
— Лев Константинович, я все понял. Я виноват. Я компенсирую убытки. Я буду работать на вас. Я…
Жестом руки оборвал его речь. Слишком много «я» в его нытье.
— Афанасий Семеныч, да, все верно, теперь вы работаете на меня. От вас мне потребуется компенсация ущерба. Скажем… — ненадолго я задумался.
А какая сумма мне потребуется на выплату компенсаций родственникам умерших? Нужно было просчитать ситуацию каждой семьи отдельно. Чьи-то семьи потеряли одного кормильца, в других оставались лишь дети, и им нужно было обеспечить достойное существование в сиротском приюте (впрочем, приют был под моей протекцией, и эту статью можно было вычеркивать), дальше обеспечение жильем, выдача денег на оплату учебных заведений и так далее.
Вздохнул от мысли, что не подготовлен к этому разговору и напрочь выбился из рабочего режима. А ведь я всегда все держал в уме, вплоть до
—… позже назову сумму. Сейчас не готов ее озвучить.
— Арсений Филиппович, — настала очередь Мышкина. Виконт оправдал свою фамилию, не проронив ни слова, но очень нервничал притом. — Вы на пару с Голицыным компенсируете мне все убытки. К прочему, от вас я жду передачу завода по производству элитного алкоголя.
— Сделаю, господин.
Сука, мне нужны были покорные рабы! Я его сломал или он отыгрывает роль смиренного дурачка, а завтра попытается меня выдать. Впрочем, плевать. У каждого за спиной будет мой боец. Чуть шаг в сторону, и мне об этом незамедлительно доложат. А «шагнувший», пойдет прямиком в печь, вслед за Фон Таубе, предварительно «исповедуясь» демону, что живет внутри меня.
— Здесь мы закончили, — обратился к своим близким. И они усердно закивали.
Шагнув за ворота усадьбы, мы почти сразу оказались на берегу Невы. Здесь нас дожидался водитель моего любимого Аурума, цвета мокрого асфальта. Водитель учтиво открыл дверь лимузина, но я прошел мимо. Мне захотелось спуститься к Неве.
Красивейший закат бросал ярко-оранжевые блики на водную гладь реки. По Неве неспешно плыли небольшие суденышки. В них можно было разглядеть влюбленные пары, что прижавшись друг к другу, наслаждались видами вечерней столицы. Рядом сновали утки, выпрашивая у нашей троицы, что расположилась в расслабленных позах на берегу, кусок хлеба или колбаски. Олег протянул мне открытую бутылку бренди.
— Почему мы их не убили? — нарушил тишину Денис.
— Арбитры.
— Ты как обычно, брат! — заржал Олег. — К чему лишние пояснения, когда можно обойтись одним словом, сразу все становится ясным!
Я расплылся в легкой, ничего не выражающей улыбке.
— Ладно, слушайте. По нам ударили, можно сказать, не сильно. Не ударили, а пощекотали нервы. И кто был заказчиком?
— Арбитры.
— Верно. При этом запретили прикасаться к дорогим мне людям.
— Я тоже тебе дорог? — спросил слегка смущенный Денис.
Я недоуменно на него посмотрел.
— Конечно, дорог. Ты мой друг. Мы с тобой в одной песочнице играли, прошли две войны. Млять, Денис, ты чего пунцой наливаешься, как барышня? Ну-ка, соберись!
— Да я того… Подпил уже малость. Растрогался что-то.
— Да, вы мне дороги! — повысил голос, четко давая понять, что на этом тема исчерпана. — Но арбитры запретили вас трогать. Спрашивается, почему?
Оба лишь развели руками.
— Я им зачем-то нужен. Помнится, вы говорили мне, что моя могила была варварски повреждена, а земля перерыта.
— Было такое.
— И после этого начались нападения. Верно?
— Буквально на следующий день напали на село Смородина.
— Так вот… Организация, что натравила на нашу империю три бестолковых рода, таким вот нетривиальным способом намекнула мне, что пора выходить из тени. Заметьте, играючи! Они устраивают покушения на императора чуть ли не каждую неделю, что тогда говорить о нас?
— Это правда. Если арбитры вступили в игру, то могут разрушить все наше дело под корень.
— Именно.