Хрупкие плечи
Шрифт:
С каждой очередной открытой картой она все больше и больше мрачнела, и под конец, открыв последнюю карту, шумно вдохнула воздух и смахнула расклад со стола
– Дура… Какая ж ты дура… Зачем тебе нужна была ее смерть? И мне проблемы создала, и себе… Такие силы разбудить…
Карты сиротливо валялись на полу, и немного успокоившись, женщина начала их собирать. Таро признают одного хозяина и верно ему служат. Они не виноваты в том, что предоставленный ними ответ так расстроил хозяйку, а зря карты обижать не стоит. Как и оплачивать смерть того, чью судьбу ты уже сломал… Высшие силы не терпят жадности,
Лида
Долгое падение казалось вечным и каким-то жутким. Не было страха, не было обиды просто ощущение обреченности. Но в какой-то момент оно прекратилось, и Лида с удивлением почувствовала, что ее подхватили. Тот, кто ее поймал и сам был не силен. Нечто, «на руках» которого она оказалась, больше всего напоминало светлое пятно тумана, норовящее испариться в любой момент… Лида отчетливо ощутила, что висит над пропастью буквально на волоске, и от нее ничего не зависит… Но «туман» оказался упорным. Он не только остановил падение, но начал ее поднимать, постепенно, с надрывом. Противясь темной силе туннеля, увлекающей и манящей ее вниз… А потом сверху появился другой полупрозрачный образ и протянул им руку…
Пришла в себя Лида от говорящей что-то перепуганной доярки, бригадира и еще какой-то женщины… Перед глазами все плыло и кружилось, ее мутило… Бригадир что-то рассказывал о ударе копытом, доярка все твердила как заезженная пластика «Та шо ж це таке… Як же так? Зірка ж звичайно така спокійна!...» Кое-как Лиду привели в чувство и привезли домой, положили на диван в комнате, вручили какой-то компресс из капустных листьев и посоветовали отлежаться. Первая медицинская помощь, как и забота - впечатляли… Но задержаться на этой мысли, как и любой другой, Лиде особо не давала дикая боль в голове и то и дело ускользающее сознание.
Пришедшая из школы Руслана, испуганно-озадаченно рассматривала мать, лежащую на диване, с опухшим и уже наверняка начинавшем принимать нездоровые разводы лицом. Лида толком не могла даже сфокусироваться на лице дочки, но постаралась ее успокоить, как могла. Уверенности в том, что это получилось, не было, впрочем, как и сил это выяснить. В голове словно поселилась стая крыс, которые то попеременно пытались прогрызть череп в разных местах, то просто устраивали игрища. Впереди были выходные, а, значит, вызвать врача нереально... Нужно продержаться до понедельника, а там, если не станет лучше, сходить в местную амбулаторию. Лида надеялась, что больничный на роботе за сегодня ей засчитают, но уверена в этом не была.
К утру понедельника лучше ей не стало и соседка, случайно зашедшая в гости, вызвала скорую помощь. Сил протестовать, когда ее забирали в больницу, у Лиды попросту не было. Ни вопросов врачей, ни дорогу до больницы она не запомнила. Бледные перепуганные, растерянные лица дочек на пороге дома - единственное, что врезалось ей в память.
Больница встретила ее волокитой и идиотскими вопросами. Особенно впечатлила худющая тетка в приемном отделении с практически бесцветными глазами, как у дохлой рыбы, и поджатыми в недовольной гримасе губами. Она планомерно пыталась убедить Лиду признаться в рукоприкладстве мужа.
– Какое рукоприкладство? Какого мужа? Да я мужа уже три года не видела!
– Ну, тогда сожителя…- продолжала «подсказывать» ей мед. работник.
– Вы что? У меня две дочки, одна из которых совсем маленькая. Какой к черту сожитель? Да и кому нужно такое счастье?
– такой ответ тетку почему-то расстроил, и она со вселенской скорбью на лице вывела в записях – «травма на производстве, со слов больной».
Спустя несколько дней в больницу явились представители колхоза в лице бойкой женщины с выпаленными перекисью волосами до состояния отличной мочалки - Елены Сергеевны, и еще какого-то едва знакомого мужчины. Странно было видеть практически незнакомых людей в качестве посетителей в палате, но мысли о внезапно проснувшемся сочувствии тут же были развеяны самими посетителями.
– Лида, ми до тебе. Тут треба деякі бумаги підписать…
– Какие бумаги? – Лида недоуменно смотрела на посетителей. Она переживала как там ее дети, кто с ними. Соседям из больницы много не позвонишь, да и что те звонки… А тут вопросы с какими-то дурацкими бумагами.
– Та це формальність… Ось тут підпиши… Що з тобою провели повний інструктаж, що ти знала умови роботи…- Ей протянули несколько листков. Буквы, напечатанные на старой печатной машинке, плясали перед глазами, норовя толи куда-то ускакать, толи просто расплыться, превратившись в неясное марево.
– Не підписуйте,- послышался властный голос с соседней койки.
– Почему? – Лида, уже взяв ручку, почему-то остановилась. Соседей по палате она толком рассмотреть не успела. Постоянная головная боль и переживания за детей было все, что заполняло ее существо. Но этот голос вызывал доверие. Он был уверен в своей правоте. Твердый и, одновременно, какой-то сочувствующий, а еще, словно смутно знакомый... И она почему-то остановилась.
– А ви, жіночко, не лізьте не у свою справу, - тут же возмутилась Сергеевна.
– Це вже мені вирішувати. А ви, користуючись безпомічним станом жінки, намагаєтесь її позбавити права на законну компенсацію. – Лида удивленно повернулась к говорящей. Невысокая женщина с длинными волосами и какой-то абсолютно неприметной внешностью (Лида как ни старалась, так и не смогла сфокусироваться на ее лице, видимо сказывалось плохое самочувствие) презрительно скривившись, смотрела на представителей колхоза.
– Яка ще компенсація? Шо ви таке кажете? – усиленно «захлопала ресницами» Сергеевна – жіночко, приймайте свої лекарства і не заважайте нам…
– Дурити людей?
– Шо ви собі дозволяєте!
– Говорити правду!
– Ліда, не слухай цю скажену, підписуй, та ми побігли. Бо нас ще машина чекає…
– Нет… Не буду я, наверное, пока ничего подписывать. – Лида отложила ручку, чувствуя как опять накатывает головная боль. – Потом, когда выйду из больницы…
– Ліда, не мороч голову!
– Жіночко, ви чого репетуєте у палаті з хворими? Вийдіть будь ласка! – в палату неожиданно зашел главврач, видимо, проходивший мимо, и недовольно воззрился на громкую женщину.