Хрупкие вещи
Шрифт:
– Так люби меня. Останься со мной, – сказал Тень и добавил: – Пожалуйста.
– Но ведь ты, – с печальной окончательностью возразила она, – не человек.
Она встала.
– Однако, – сказала она, – все меняется. Теперь я, возможно, смогу вернуться домой. Проведя здесь тысячу лет, я даже не знаю, помню ли я норвежский язык.
Взяв его большую руку в маленькие свои, способные гнуть стальные прутья, способные раздавить в песок камни,
Тень остался в гостинице еще на день, а потом сел на автобус до Турсо, а оттуда на поезд до Ивернесса.
В поезде он заснул, но ему ничего не приснилось.
Когда он проснулся, на банкетке рядом с ним сидел мужчина. Мужчина с лицом жестким, как лезвие топора, читал книгу в бумажной обложке. Увидев, что Тень проснулся, он ее закрыл. Тень глянул на обложку: «Трудность бытия» Жана Кокто.
– Хорошая книга? – спросил Тень.
– Ничего, нормальная, – ответил Смит. – Тут сплошь эссе. Предполагается, что они очень личные, но создается такое впечатление, что всякий раз, когда он невинно поднимает глаза и говорит: «Это все я», перед тобой какой-то двойной блеф. Но «Belle et la Bete» [33] мне понравился. Когда я его смотрел, мне казалось, я к нему ближе, чем когда читаю его откровения,
33
«Красавица и чудовище»
– Тут все на обложке, – сказал Тень.
– Вы о чем?
– Трудность быть Жаном Кокто.
Смит почесал нос.
– Вот, прочтите. – Он протянул Тени газету «Скотсмен» [34] . – На девятой странице.
Внизу девятой страницы была небольшая заметка: отошедший от дел врач покончил жизнь самоубийством, Тело Гаскелла нашли в его машине, припаркованной на стоянке для пикников у прибрежного шоссе. Он проглотил тот еще коктейль из обезболивающих, залив его почти полной бутылкой «Лагавулина».
34
«Шотландец»
– Мистер Элис не переносит, когда ему лгут, – сказал Смит. – Особенно наемные работники.
– Про пожар там что-нибудь есть? – спросил Тень.
– Какой пожар?
– И то верно.
– Но я нисколько бы не удивился, узнав, что в ближайшие несколько
Тень кивнул.
– Знаете, – продолжал Смит, – мистер Элис очень беспокоится о вашем здоровье. Он волнуется. Я тоже волнуюсь.
– Вот как? – переспросил Тень.
– На все сто. Я хочу сказать, вдруг с вами что-то случится, пока вы в нашей стране? Может, через дорогу не в том месте перейдете. Пачку денег покажете не в том пабе. Мало ли что? Проблема в том, что, если вы пострадаете, то – как там ее зовут? – мамаша Гренделя может неверно это понять,
– Ну и?..
– И мы считаем, что вам лучше уехать из Англии. Так ведь для всех будет безопаснее, правда?
Некоторое время Тень молчал. Поезд начал замедлять ход.
– Ладно, – сказал Тень наконец.
– Это моя станция, – сказал Смит. – Я тут выхожу. Мы закажем вам билет – разумеется, первым классом, Куда бы вы ни направились. Билет в один конец. Только скажите, куда хотите поехать.
Поезд остановился. Не станция даже, маленький полустанок, как будто посреди нигде. У перрона, на жиденьком солнышке был припаркован большой черный автомобиль. Стекла в окнах были затемненные, и Тень не смог разглядеть, кто в нем.
Опустив окно купе, мистер Смит открыл снаружи дверь вагона и ступил на платформу. Потом повернулся, чтобы через открытое окно поглядеть на Тень.
– И?..
– Думаю, – сказал Тень, – я несколько недель погуляю по Англии, посмотрю местность. Вам придется просто молиться, чтобы, переходя улицу, я смотрел по сторонам.
– А потом?
И тут Тень понял. Возможно, он с самого начала это знал.
– В Чикаго, – сказал он Смиту, когда поезд дернулся и начал отъезжать от станции. Произнося эти два слова, Тень почувствовал себя старше. Но нельзя же откладывать это вечно.
А потом добавил так тихо, что слышать мог только он один:
– Наверное, я возвращаюсь домой.
Вскоре пошел дождь: огромные капли разбивались о стекла, по окнам хлестали серые струи, отчего весь мир расплывался пятнами серого и зеленого. В пути на юг Тень сопровождали утробные раскаты грома. Ворчала гроза, выл ветер, молнии отбрасывали на небо гигантские тени, и в их обществе Тень понемногу начал чувствовать себя не таким одиноким.