Хрупкое сердце
Шрифт:
— Но как ты сюда попала? — растерялась Шойболини.
— Об этом после, — ответила Шундори. — В общем, я долго искала тебя. Люди сказали, что паланкин понесли к Ганге. Тайком от всех я на рассвете вышла из дому и пешком добралась до реки. Здесь я узнала, что большая лодка поплыла на север. Идти пришлось очень долго, у меня разболелись ноги. Тогда я наняла лодку и поплыла за вами. Ваша большая лодка двигалась медленно, а я взяла маленькое суденышко и очень быстро догнала вас.
— Как же ты отважилась плыть одна?! — воскликнула Шойболини.
С языка Шундори чуть было не сорвалось: «А как ты, бесстыдница, одна решилась сесть в паланкин сахиба?» Однако она не сказала этого, понимая, что сейчас не время ссориться.
— Я не одна,
— И что же теперь?
— А теперь надевай скорее мое сари, бери корзинку, закрой лицо покрывалом и выходи на берег. Никто тебя не узнает. Пройдешь немного по берегу и увидишь в лодке моего мужа. Не стесняйся его, сразу садись к нему. Как только ты сядешь, он отвяжет лодку и повезет тебя домой.
— А как же ты? — помолчав, спросила Шойболини.
— Обо мне не беспокойся. Еще не появился в Бенгалии тот англичанин, который смог бы заставить остаться в лодке брахманку Шундори. Я, как и ты, дочь брахмана и жена брахмана. Если все мы будем тверды, нам не страшны никакие несчастья на земле. Ну, иди, а я постараюсь к ночи вернуться домой. Я верю, бог не оставит меня в беде. Не задерживайся здесь больше, мой муж еще ничего не ел сегодня, и, кто знает, сможет ли поесть.
— Хорошо, — тихо проговорила Шойболини. — Допустим, я пойду. Но разве теперь мой муж примет меня в свой дом?
— Глупости! Почему же не примет?
— Ведь я была у англичанина, разве есть у меня теперь каста [83] ?! — воскликнула Шойболини.
Шундори с удивлением смотрела на нее. Этот взгляд был прямым и строгим, он проникал в самое сердце. Не выдержав его, гордая Шойболини опустила голову.
— Ты мне скажешь правду? — прямо спросила Шундори.
— Скажу.
— Говори здесь, на священных водах Ганги!
— Зачем ты настаиваешь? Я бы и так все тебе рассказала. Муж не погрешит против веры, если примет меня обратно в свой дом.
83
Закон касты запрещает женщине общение с посторонними людьми; в противном случае она теряет свою касту.
— Тогда можешь не сомневаться, он примет тебя, — уверенно сказала Шундори. — Чондрошекхор предан вере и никогда не поступит несправедливо. А теперь не теряй времени.
Но Шойболини молчала. Смахнув набежавшие слезы, она с горечью проговорила:
— Хорошо, допустим, я вернусь, и муж примет меня в дом. Но разве когда-нибудь забудется мой позор?
Шундори ничего не ответила.
— Ведь после этого даже девчонки в деревне будут показывать на меня пальцем и говорить: «Вон смотрите, это ее увез англичанин!» Не дай бог, конечно, но, если вдруг у меня родится сын, разве придет кто-нибудь ко мне в дом, получив приглашение на оннопрашон [84] ? А если будет дочь, разве какой-нибудь почтенный брахман согласится женить на ней своего сына? Даже если я и вернусь, кто поверит, что я не изменила своей вере? Смогу ли я показаться людям на глаза?
84
Оннопрашон —церемония первого кормления ребенка молоком и рисом, когда ему исполняется шесть месяцев.
— Ну что ж, значит, такая твоя судьба, — вздохнула Шундори. — Что случилось, того не исправишь. Конечно, теперь тебе придется расплачиваться за это всю жизнь, но зато, по крайней мере, будешь в своем доме.
— Какое счастье ждет меня дома? Вернуться только для того, чтобы страдать? Ни отца, ни матери, ни друга...
— А муж? — воскликнула Шундори. — Разве не ему должна посвятить свою жизнь женщина?
— Ты все знаешь... — начала
— Да, я знаю только, что в мире нет грешницы, подобной тебе. Ты не ценишь любовь такого мужчины, каких мало на свете. Он умеет любить женщину. Это не то что мальчишка, который любит свою куклу. Бог создал его настоящим человеком, а не паяцем, украшенным мишурой. Твой муж предан вере, он ученый, а ты — грешница. Разве способна ты оценить его? Ты хуже слепой, если не можешь понять, что муж любит тебя так, как редко любят женщину. Наверное, счастье быть любимой таким человеком дано тебе за добродетели в прошлой жизни! Но сейчас не время говорить об этом. Даже если бы теперь он перестал любить тебя, ты должна быть счастлива хотя бы тем, что сможешь посвятить ему всю оставшуюся жизнь. Иди же, не медли, иначе я рассержусь.
— Знаешь, Шундори, я уже не раз думала, что, если бы мне удалось найти родственников моих родителей, я бы ушла жить к ним. Думала я и о том, чтобы уехать в Бенарес, и там побираться или броситься в реку. Сейчас я плыву в Мунгер, посмотрю, что это за место, подают ли там милостыню. Если придется умереть, умру. Ведь жить или умереть — решать мне. Сейчас у меня нет другого выхода, кроме смерти. Но умру я или буду жить, клянусь тебе, что домой я больше не вернусь. Напрасно ты так беспокоишься обо мне. Я все равно не вернусь. Считай, что я умерла. Я обязательно умру. А теперь иди!
Шундори ничего не ответила. Она встала и, едва сдерживая слезы, произнесла:
— Надеюсь, ты скоро умрешь. Всей душой молю бога, чтобы у тебя хватило мужества на это. Я хочу, чтобы ты умерла раньше, чем достигнешь Мунгера. Пусть будет ураган, пусть будет шторм, пусть потонет лодка — ты должна умереть раньше, чем увидишь Мунгер!
С этими словами Шундори сошла с лодки, бросила в воду свою корзинку и вернулась к мужу.
Возвращение Чондрошекхора
Растолковав предсказания будущего, Чондрошекхор сказал чиновнику наваба:
— Передай навабу, что я не смогу ничего предсказать.
— Почему, господин? — удивился чиновник.
— Не все можно предвидеть, — ответил Чондрошекхор. — Если бы это было возможно, человек стал бы всеведущим. Да к тому же я не очень искусен в астрологии.
— Может, и так. А может, благоразумный человек просто не хочет сообщить того, что будет неприятно навабу. Но как бы то ни было, я передам ваши слова.
Чондрошекхор попрощался. Чиновник не осмелился предложить ему деньги на дорожные расходы. Чондрошекхор — ученый брахман, не бродячий предсказатель, милостыни и подношений он не принимает.
Когда Чондрошекхор вернулся в родную деревню и еще издали увидел свой дом, сердце его сразу же наполнилось радостью. Чондрошекхор был философом — он во всем искал истину.
«Почему при возвращении с чужбины, — подумал он, — один только вид родных мест пробуждает в сердце радость? Разве в эти дни я был лишен пищи и крова? Отчего я стану счастливее, когда вернусь домой? Несомненно, на склоне лет и я оказался в плену человеческих слабостей. Здесь меня ждет любимая жена. Не в этом ли причина моей радости? Все в этом мире создано Брахмой [85] . Но почему же все-таки одних мы любим, а других — презираем? Все ведь созданы единым богом. Почему же у меня нет желания даже взглянуть на носильщика, идущего за мной, и почему я так страстно хочу видеть лицо женщины, прекрасной, как лотос? Я уважаю заповеди бога, но совершенно запутался в сетях очарования. И мне совсем не хочется рвать эти сети — если я буду жить вечно, я хочу вечно быть во власти этих чар. Когда же наконец я снова увижу свою Шойболини?»
85
Брахма —созидатель и верховное божество.