Хрупкое сердце

Жаклин Николь

Вытащив из шкафа сумку, я мельком взглянул на коробку с вещами Генри, которую мне передали родители. Некоторые из них были памятными вещицами из нашего детства, а остальные — вещи, которые морские пехотинцы прислали домой из его казармы. Я еще не успел ее открыть, и уж точно не собирался делать это сегодня вечером.

Боже, как же мне не хватало моего брата. Генри был той еще занозой в заднице — эгоистичный, себялюбивый и уверенный в себе как никто другой, но он также был самым милым и забавным ребенком, которого я когда-либо встречал. До сих пор помню, когда тот появился у нас. Он был самым маленьким, которого когда-либо воспитывали мои родители. Мои мама и папа всегда выбирали самые

тяжелые случаи, а старшие дети никому не нужны, но по какой-то причине они согласились взять Генри, хотя он полностью перевернул их жизнь, к чему они не привыкли. Забота о двухлетнем ребенке сильно отличалась от заботы о более взрослом, но они быстро это приняли.

Поначалу я с недоверием относился к крохотному белокурому пареньку. Все боялся, что споткнусь об него, или случайно оставлю свой новый перочинный ножик где-нибудь, где тот сможет его найти, или он подавится чем-нибудь и умрет, пока я должен буду присматривать за ним. Однако не смог долго сохранять дистанцию. Просто тот был таким чертовски милым. Его стрижка была какой-то нелепой формой маллета (прим. пер.: Маллет — вид стрижки 80-х — прическа с длинными волосами сзади и заметно короче спереди и по бокам), и у него отсутствовал один из передних зубов, потому что кто-то выбил его, но у паренька была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел, и он тараторил со скоростью света на языке, которого никто не понимал. Долгое время я думал, что тот говорит по-русски или каком-то подобном языке, но когда стал постарше, мама рассмеялась и заверила меня, что все, что он говорил в первые месяцы своего пребывания у нас, было полной тарабарщиной.

Прошло меньше двух лет перед тем, как Генри стал постоянным членом нашей семьи. И к тому времени, как тот пошел в детский сад, его фамилия стала Харрис, как и моя. И, как и у меня, у него был рюкзак с изображением Железного Человека и пара высоких кроссовок, которые мои родители едва могли себе позволить, и по бокам его шикарных светлых волос были выбриты такие же линии. Не имело значения, насколько мы отличались друг от друга; но мой младший братишка хотел быть мини-версией меня в течение первых нескольких лет начальной школы.

Я стиснул зубы и покачал головой, стараясь не обращать внимания на воспоминания, из-за которых нестерпимо хотелось лечь на кровать и тупо пялиться в потолок. Но я и так уже достаточно натворил. Первые несколько недель после смерти Генри я почти не чувствовал себя способным действовать. Мой брат уже много лет служил в морской пехоте, но, по крайней мере, я знал, что тот где-то в этом мире смеется и использует дрянные способы подката, правда которые всегда срабатывали, потому что этот осел был чертовски хорош собой. Знал, что он просто на расстоянии телефонного звонка или полета на самолете. Как только тот ушел, внутри меня словно открылась гигантская дыра, и она высасывала воздух из моих легких до тех пор, пока я уже не мог дышать без боли. Потеря Генри вызвала физическую боль в моей груди, которая была настолько сильной, что я пошел к врачу, чтобы проверить ее.

Я не мог снова провалиться в это дерьмо. Ночи, когда я пил до потери сознания, и дни похмелья в довершение всех моих страданий остались давно позади. Как и должно было быть. Потому что был взрослым человеком с ответственностью и родителями, которые уже потеряли одного сына. И не мог позволить себе роскошь упиваться собственным горем, хотя иногда мне этого безумно хотелось. Черт возьми, я почти каждый день подумывал о том, чтобы сказаться больным и начать день с бутылки виски, но не стал этого делать.

Я считал потерю брата худшей вещью, которая когда-либо случалась со мной. Хотя, в отличие от Генри, помнил свою биологическую

мать и многочисленные паршивые приемные семьи, в которые меня помещали до того, как родители забрали меня. А еще очень хорошо помнил, как в восемь лет меня забрали у Харрисов на целый месяц из-за какой-то бюрократической ерунды. Тот момент, когда социальный работник вывел меня за дверь, был одним из самых страшных и худших моментов в моей жизни. Но все это бледнело по сравнению с потерей моего младшего брата. Я прошел бы через все, пережил бы все, если бы мог быть избавлен от этой потери.

Глава 2

Морган

Я не собиралась лгать — у меня были проблемы. Честно говоря, среди моих знакомых одиноких мам было мало тех, у которых не было бы проблем хоть на каком-то уровне. Даже те, у кого было много денег, чтобы тратить их, и хорошо ведущие себя дети, которые никогда не писали на стенах, как та, из-за которой мне сейчас пришлось убираться перед работой, боролись с ними. Это был простой жизненный факт. Вырастить ребенка в одиночку было непростой задачей. А когда к этому добавлялись финансовые трудности в обеспечении другого человека, который еще даже не может самостоятельно подтирать свою собственную попку и должен быть под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, борьба становится очень реальной.

Я вовсе не жаловалась. Правда. Жизнь — это то, что ты из нее делаешь. Я выучила этот урок еще в молодости. Но иногда мне просто хотелось сесть на задницу и не беспокоиться о следующем счете, который нужно оплатить. Или, в данном случае, о том, как собиралась оттереть карандашный рисунок со стен квартиры, в которой снимала комнату, за малую толику того, что, как я знала, она на самом деле стоила. С тех пор как мы переехали сюда, я изо всех сил старалась ничего не испортить, что было почти невозможно с таким активным двухлетним ребенком. Я знала, что мой друг Макс делал нам огромное одолжение, позволяя жить с ним и присматривать за квартирой, пока тот ездит на работу, и мне не хотелось, чтобы он пожалел об этом. Честно говоря, если бы он передумал, мы бы уже были по уши в дерьме.

Теперь у меня была работа, за которую мне платили больше, чем в салоне, в котором приходилось трудиться в Сан-Диего, да и график работы — лучше, но все равно та не приносила больших денег. А жизнь в Южной Калифорнии была до не приличия дорогой. До сих пор мне удавалось держать нас на плаву, но не была уверена, как долго еще смогу справляться со всем, не прося помощи.

А я ненавидела просить о помощи.

Конечно же, у меня была поддержка моих близких. Я знала это. Мы с моей девочкой никогда не останемся голодными или бездомными. Мой отец никогда бы этого не допустил, как и моя сестра Миранда. Они предлагали мне свою помощь каждый раз, когда я разговаривала с ними по телефону. Но они жили далеко, а я еще не дошла до того состояния отчаяния, когда соглашусь переехать домой, чтобы избавиться от проблем. Кроме того, моя сестра сейчас училась в колледже в Орегоне, и мы не могли переехать в ее комнату в общежитии.

Мне просто нужно было засучить рукава и всерьез взяться за дело. Отыскать способ заработать еще немного деньжат, чтобы не жить от зарплаты до зарплаты. И, в конце концов, найти жилье, которое было бы только нашим, чтобы не беспокоиться постоянно о том, что наш сосед по квартире решит, что мы доставляем слишком много хлопот.

— Мама, — позвала Этта, хлопая в ладоши, чтобы привлечь мое внимание. — Уэйнерот.

— Понятия не имею, о чем ты мне говоришь, — ответила я непринужденно. — Но мы не рисуем на стенах.