Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
Шрифт:
Затрудняются с ответом (в том числе потому, что не осталось в памяти) соответственно 1 и 2% опрошенных.
Нет ответа или он не адекватен вопросу у соответственно 7,5 и 3% опрошенных.
Итак, хотя число верящих в коммунизм вообще (51-53%) в три раза превышало число не верящих (18,5-16%), но провозглашенные на XXII съезде КПСС сроки его построения показались достижимыми только 35-37%.
Большое место на XXII съезде занял вопрос о последствиях культа личности. Отдельным пунктом он в повестке дня не значился, но его так или иначе затрагивали и в отчетном докладе ЦК, и в прениях (все члены Президиума ЦК), и в заключительном слове Хрущева. Ну, а поднят он был перед съездом, причем неожиданно и даже скандально. На партийной конференции в Ленинском районе Москвы 7 сентября 1961 г. начальник кафедры оперативно-тактической подготовки Военной академии им. Фрунзе генерал-майор П.Г. Григоренко обратил внимание на то,
— Если бы это был один случай, можно было бы не тревожиться. Был еще случай, когда у высшего органа власти оказался Берия — человек не только чуждый партии, но и враждебный нашему строю. Мы имеем факт, когда другая коммунистическая партия у власти (в Югославии) оказалась под пятой у человека, который изменил ее состав и превратил в сугубо культурно-просветительскую организацию. Мы имеем факт, когда албанские руководители становятся на тот же путь… Значит есть какие-то недостатки в самой организации, в постановке всего дела партии, которые позволяют это… Мы одобряем проект программы, в котором осужден культ личности. Но возникает вопрос: все ли делается, чтобы культ личности не повторился?{1537}
Таким образом, Григоренко связал вопрос о культе не с личностью, а с системой. Мысль об этом приходила в голову многим, но он посмел публично озвучить ее. А это было непростительно. Поэтому не было ничего удивительного в том, что сидевший в президиуме заместитель министра обороны и главнокомандующий войсками ПВО маршал С.С. Бирюзов поспешил вмешаться:
— Мне кажется, нет смысла дальше слушать товарища, потому что есть решение съезда по этому вопросу, определенное и ясное.
Но его предложение лишить оратора слова не получило поддержки большинства делегатов. И, продолжая свое выступление, Григоренко предложил «усилить демократизацию выборов и широкую сменяемость, ответственность перед избирателями», а также «изжить все условия, порождающие нарушение ленинских принципов и норм, в частности высокие оклады». Предложение Бирюзова он назвал «зажимом» и отметил, что оно «не относится к ленинским принципам».
— Если коммунист, находящийся на любом руководящем посту, культивирует бюрократизм, волокиту, угодничество, семейственность и в любой форме зажимает критику, то он должен подвергаться суровому партийному взысканию и безусловно отстраняться от занимаемой должности и направляться на работу, связанную с физическим трудом в промышленности и сельском хозяйстве{1538}.
Начальник академии генерал-полковник П.А. Курочкин поспешил дать справку, что Григоренко этот вопрос в партийной организации не ставил и потому нельзя сказать, что он выражает ее мнение. А после двух перерывов, потраченных на консультации и обработку делегаций, после выступления секретаря ЦК КПСС Б.Н. Пономарева было принято решение осудить выступление Григоренко как «политически незрелое», а его самого лишить мандата. «За» проголосовало около трети, «против» и воздержавшихся не было{1539}. Через два дня Григоренко приказом министра освободили от заведования кафедрой, а затем объявили строгий выговор. На заседании парткома академии, где обсуждался этот вопрос, начальник академии Курочкин говорил:
— ЦК считает, что ему не место в партии.
Но его предложение исключить Григоренко из партии не прошло{1540}.
30 октября 1961 г. XXII съезд КПСС принял решение о выносе гроба с телом Сталина из Мавзолея. «Да, нехорошо, — записывал в связи с этим в свою рабочую тетрадь А.Т. Твардовский, — нужно исправить ошибку 53 г., но как было бы благопристойнее, если бы не было этой ошибки». Признав, что и его можно попрекнуть за стишки («И лежат они рядом…»), которые, правда, были тогда искренними, он в то же время задается вопросом, кого же попрекать за то, что Сталина положили рядом с Лениным: «Так велика была инерция принятого, утвержденного всеми средствами воздействия на сознание равенства этих личностей (даже более чем равенства!)»{1541}.
Согласились с этим шагом 15% опрошенных в 1998 г. и 26% опрошенных в 1999 г.
«Ироду нечего там делать», — говорила А.П. Безменова, рабочая Красногорского оптико-механического завода{1542}. «Сталин загубил столько людей, что не заслуживает таких почестей», — полагал В.И. Пастушков, офицер одной из частей береговой артиллерии Балтийского флота{1543}. «Зачем такому душегубу там лежать, чтобы на него глазели?» — говорила учительница А.В. Сорокина из Онуфриево в Истринском районе{1544}.
«К
«На свалку бы его!» — думал бывший дворянин С.Н. Гук. Жалела, что «второго прохвоста не вынесли», его жена М.А. Гук. «Надо было сразу и Ленина захоронить», — добавляет В.В. Филиппова, учительница из Ельца в Липецкой области{1547}. Вообще была против мавзолеев инженер Северной водонапорной станции К.В. Воложанцева.
Не одобрили соответственно 13, 5 и почти 29% опрошенных.
«Кощунством» назвал инженер Кореневского завода строительных материалов в Люберецком районе И.И. Назаров. «Не тобой положено, не тобой взято будет!» — говорил научный сотрудник из Центрального института погоды В.М. Мухин. «Каким бы Сталин ни был, мы при нем жили не плохо», — утверждала работница Госсанэпидемнадзора в Реутово М.Т. Широкова. По свидетельству днепропетровского студента В.Р. Червяченко, недовольны были в основном бывшие фронтовики («мы за него кровь проливали!») и, как ни странно, те, кто сидел в ГУЛАГе. Переживала за Сталина медсестра в/ч 12122 в подмосковном поселке Заря А.П. Смирнова: «Зачем ворошить прошлое?». Противоположный довод приводила учительница Власовской школы в Раменском районе А.В. Апифанова: «Сталин — вождь, это наша история!». Героем считал Сталина милиционер А.В. Петров из поселка Рощино в Ленинградской области. «Мертвых взад назад не носят», — говорила учительница Константиновской школы в Загорском районе В.С. Безбородова. «Вынесли крадучи, народ не спрашивали!» — возмущалась официантка одного из столичных кафе и жена офицера-силовика Н.Н. Сныткова. Возмущалась доярка Е.П. Соколова из села Солодилово в Воловском районе Тульской области: «Это был ближайший соратник Ленина! Он вывел страну из разрухи после войны!». Не понравилось и школьнице Г.Н. Стецюре из поселка Удыч в Тепликском районе Винницкой области; неприятно ей было, когда у них в парке сняли памятник Сталину и выбросили в пруд, где на него потом натыкались купающиеся. «Он никому не мешал», — полагала работница котельной из подмосковного села Куроедово Г.В. Соболева. По воспоминаниям учительницы из Раменского Л.Н. Пантелеевой, все шутили, что Хрущев освобождает место в мавзолее для себя{1548}.
Решительно осуждая вынос тела Сталина из мавзолея, инженер одного из столичных НИИ Б.Г. Лященко в то же время считал более правильным построить пантеон вне Красной площади и перенести туда прах всех советских знаменитостей{1549}.
Отнеслись неоднозначно 1,5% опрошенных. «Раз положили в мавзолее, вроде бы и должен он быть там, но, с другой стороны, разве не должен он быть предан земле?» — раздумывала бухгалтер Ф.П. Атмошкина из колхоза им. 1-го мая в Мечетинском районе Ростовской области{1550}. Продолжал считать, что Сталин «много сделал для страны, поднял ее из руин», но в то же время знал «другую правду» о нем офицер инженерно-авиационной службы Северного флота А.Т. Щепкин{1551}.
Затруднились с ответом более 1% опрошенных.
Никак не реагировали, остались безразличными, равнодушными более 4% опрошенных.
Не слышало об этом около 1% опрошенных.
Нет ответа или он не подлежит однозначному толкованию у более чем 27% опрошенных.
Итак, обобщая все эти ответы, можно с достаточной долей основания сделать вывод о том, что, несмотря на новую мощную атаку, предпринятую на съезде против культа личности Сталина, число тех, кто продолжал не соглашаться в этом вопросе с властью, продолжало несколько превышать число тех, кто именовал себя антисталинистами.