Хрустальная пирамида

Симада Содзи

Мы быстро посмотрели на лицо Митараи. Право принятия решения находилось в его руках.

— Уходите, но с условием.

— Вы хотите, чтобы я покаялся за Вьетнамскую войну?

Митараи тихо усмехнулся.

— За ваших братьев-японцев?

— Я не буду говорить ничего подобного. Это касается Стива Миллера, — сказал Митараи.

— А, об этом не беспокойтесь. Он был вне себя от радости. Он всегда чувствовал, что Голливуд ему не подходит. Я заплатил ему достаточно денег, чтобы он мог прожить жизнь в свое удовольствие, если не будет совсем уж транжирить.

— Пожалуйста, запишите здесь его нынешний адрес. Если Миллер действительно

живет так, как вы говорите, я никогда больше не назову вас господином Алексоном.

— Спасибо большое, очень на это надеюсь.

Достав из кармана блокнот, Ричард быстро записал адрес, вырвал листок и положил его под макет пирамиды. Митараи достал записку, прочитал ее и указал на дверь.

— Отлично. Выход там.

Ричард вскочил на ноги.

— Леона, было приятно с вами познакомиться. Я никогда не забуду вечер, который мы провели вместе. Где бы я ни был, пока длится эта жизнь, я буду смотреть все ваши фильмы. Мистер Холмс… Простите, мистер Митараи, пожалуйста, используйте свои способности, чтобы помочь людям жить. Не убивать, как я. Всего наилучшего и вашему приятелю. На этом прощаюсь.

Он немного приподнял шляпу. Тимоти Дилейни, врач из Филадельфии, большими шагами пересек холл, медленно открыл большую стеклянную дверь и вышел на холодную улицу.

Даже после того, как я проводил его взглядом и он исчез из вестибюля, мое ошеломление прошло не сразу. Долгий утомительный процесс все-таки подошел к концу. Я наконец мог с уверенностью сказать, что «Дело Хрустальной пирамиды» действительно подошло к концу.

Эпилог

В Лос-Анджелесе шел легкий снежок, что в этих местах большая редкость. Отметив окончание дела хересом и хорошенько пообедав в ресторане, мы поднялись по ступеням художественного музея и остановились на небольшой возвышенности, увенчанной колоннами, напоминающими о Парфеноне.

Леона была в шубе из чернобурки и без очков. Гостиница, в которой мы остановились, стояла в конце улицы, идущей от музея вниз по склону.

Может быть, от холода, а может, из-за волновавших ее мыслей, Леона обратилась ко мне дрожащим голосом:

— Господин Исиока, оставьте меня с ним ненадолго.

Я кивнул, засунул руки в карманы пальто и стал ждать, прислонившись к каменной колонне музея.

Леона взяла Митараи за руку и отвела его немного в сторону от меня, под легкий кружащийся снег. Вдруг она припала к ему груди.

— Хоть немножко, позвольте хоть немножко так побыть… — услышал я ее голос.

Кажется, смирившись с этим, Митараи стоял не шевелясь. Возможно, он чувствовал себя виноватым из-за того, что продолжал отталкивать ее. Их тени, слившись в одну в снежном кружении, долго стояли неподвижно. Потом Леона медленно подняла лицо от его груди и пристально смотрела на Митараи.

— Поцелуй меня, — послышался слабый голос.

Но Митараи не пошевелился, словно заледенел.

— Пожалуйста, больше никогда не буду просить. Только один раз, один раз поцелуй… Пожалуйста…

Леона, кажется, плакала. Страсть переполняла ее. Я очень хорошо понимал ее состояние.

Митараи медленно наклонился к Леоне и поцеловал ее в лоб.

— И только? Я ничего больше не могу попросить?

— У мужчин есть свои правила. Их не так просто изменить, — сказал Митараи.

Леона повернула голову в сторону и снова прижалась к нему.

— Вы всегда видите гораздо дальше, чем я. Ваши ответы всегда удивляют. И в конце

концов всегда убеждают. Наверное, так и на этот раз… — сказала она как бы для того, чтобы самой услышать эти слова. — Но все-таки я рада. Я ведь считала себя бесчувственной. Речь не о постели. Я думала, что я бесчувственна по отношению к самым разным вещам в этом мире. Я была как солдат, которого волнуют только сражения. И очень удивилась, что полюбила кого-то.

Опять молчание.

— Я очень благодарна за это. Я очень вас люблю. Люблю, люблю, люблю бесконечно. Дыхание перехватывает. Вы, наверное, не можете этого понять… Для женщины это очень важно. Поэтому… Благодарю вас… Спасибо.

Потом, постояв в объятии еще минуту, она отодвинулась. Наверное, ей было этого достаточно.

— Прежде чем мы расстанемся, можно я спою одну песню? Она вошла в наш фильм, и ее слова я написала, думая о вас. Она нравится мне больше всех песен в «Аиде».

И она запела под снегопадом. Это выглядело совершенно как кадр из фильма.

Позднее я купил компакт-диск с ее песнями. Там была и эта. К диску был приложен перевод текстов песен, и, я думаю, стоит привести здесь целиком перевод этой.

Я жду тебя в кафе на пляже. Мы не договаривались встретиться, но я хочу увидеть тебя.

Ты входишь, что-то напевая. Ты держишься всегда, как хочешь, не обращая внимания на других. Ты шутишь с хозяином и бросаешь чаевые в ящик из-под египетских сигар.

С момента, когда я увидела тебя здесь, я ничего не помню. Зову тебя по имени, вспоминаю твое лицо и каждый вечер плачу в постели.

Этой любви нужно чудо. Не думаю, что когда-нибудь оно произойдет, но для меня в этой любви заключается все. Если оно произойдет, мне больше ничего не надо.

Сделай меня своей сегодня вечером. И скажи мне, что я твоя любимая. Любимая на всю жизнь.

Хочется верить в чудеса. Я от тебя без ума. Если тебе от меня что-нибудь понадобится, звони в любое время. Я прилечу к тебе даже с края света.

Песенка, которую ты напеваешь, изменила весь мой мир. Мои волосы подчиняются движению твоих пальцев. Само твое существование для меня волшебство.

Я люблю издали смотреть на тебя, как на неприрученного мустанга. Меня манит твоя необузданность. Я не хочу, чтобы ты принадлежал мне, но…