Хрустальная сосна
Шрифт:
– Там щиток, - кричал дядя Федя, яростно размахивая тоненько писающим шлангом.
– На заборе, мать его в качель… Только ручку крути сильнее!!!
Мне понадобилось некоторое время, чтоб повернуть именно посильнее разбитую эбонитовую ручку, торчавшую из распределительной коробки, примотанной проволокой к забору. Наконец мотор ожил и затрясся на разбитой станине, высасывая воду из скважины. Что-то протяжно всхлипнуло, забулькало и я услышал, как в пустую бочку упруго хлестнули первые струи. Дядя Федя орал по-прежнему. Насос гнал воду, но шланг валялся, как раздавленная макаронина. Раздвинув траву, я увидел, что от насоса идет сеть хитро переплетенных трубопроводов,
– Да…- сказал Володя.
– Погорели бы они тут без нас к нехорошей матери…
– Ух…- дядя Федя снова заломил конец шланга, поправил сбившуюся на лоб мокрую кепку и опустился на ступеньку лестницы.
– Потушили… Дым в небе растаял. Но из горловин все еще валила черная, как ночь, сажа. К нам подошел Славка, с головы до ног покрытый гарью и похожий на негра.
Мы заставили его раздеться догола и тщательно отмыли из шланга. Потом накачали полную бочку воды, свернули все пожарное хозяйство и наконец выключили насос.
– А Степан-то где?
– вдруг хватился дядя Федя.
– Мать его за обе ноги…
– Он лошадь ковать уехал, - ответил Славка.
– В кузницу.
– В задницу, а не в кузницу!
– дядя Федя стукнул кулаком по колену.
– Знаю я эту кузницу… У евойной сватьи именины сегодня. К Филимонихе он поехал в соседнюю деревню за кислушкой, вот куда… Эх, едрит… и как же его упустил? Теперь сегодня не дождешься его, а может, и завтра тоже. Похмеляться будет, как порядочный человек.
– А что, увлекается?
– спросил Володя.
– Знамо дело…- вздохнул дядя Федя.
– Ну вот, - едко усмехнулся Аркадий.
– Он будет пьянствовать, а мы - работать. Как и положено в этой стране.
За обедом мы рассказывали девчонкам о пожаре, не жалея драматических подробностей и усердно сгущая краски. Вика с Людой смеялись, а Катя всерьез испугалась, представив душераздирающее зрелище сажи, хлынувшей на Славку из горловины. А потом вдруг грянул дождь. Он подкрался незаметно и застал нас врасплох. Начался как мимолетный ливень, затем ослаб и пошел вяло, грозя затянуться до вечера. Дядя Федя остановил агрегат, и мы забились в автобус. Дождь стегал по мутному окну. Мешки, выработанные за утро - девяносто с лишним штук - мокли под дождем, быстро темнея бумажными боками.
– Эх, мать-перемать…- сокрушенно покачал головой дядя Федя.
– Размочит ведь вдрызг, все на хрен пропадет. И Степка, брандахлыст, уехал - на горбу такую массу разве в навес переволокешь…
– Давайте брезентом укроем, - предложил Славка.
– Не хватит брезента. Да и он быстро промокнет. Сколько раз председателю говорено - надо крышу строить над раздатчиком. Тогда бы и в дождь работать могли, и ржавел бы меньше. А ему все по хрену… Володя выругался сквозь зубы и, надвинув на голову воротник серой застиранной куртки, куда-то ушел. Я проводил его взглядом. Он обогнул агрегат и зашагал по разбитой дороге к машинному парку. А дождь лил, не переставая. Один из мешков осел и завалился набок. Мы со Славкой и дядей Федей все-таки выскочили наружу, растянули брезент - его хватило меньше, чем на половину мешков. Славка сокрушенно качал головой. Нам было жалко. Продукт собственного труда на глазах обращался в прах.
И вдруг прямо из дождя, как мне показалось, вырос грузовик.
– Откуда?!
– удивленно спросил дядя Федя, указывая на машину.
– От верблюда… Давай, быстро загружать надо, он до навеса подкинет.
Шофер подал грузовик задним бортом прямо к раздатчику. Володя стоял в кузове, а мы со Славкой быстро подносили мешки. Сначала они казались совсем легкими, я хватал их по два и легко швырял наверх, не дожидаясь Володиных рук. Потом, когда количество приблизилось к третьему десятку, они стали тяжелеть. Я уже не мог брать два мешка и поочередно кидать их одной рукой. Скоро не смог и двумя - подтаскивал мешок к машине, приваливал к кузову и толкал снизу, помогая Володе поднимать. Но без остановки таскал эти мокрые, теплые еще мешки. Аркашка работал тоже, но очень медленно и неторопливо. Поэтому основная масса пришлась на нас со Славкой. Мешков по сорок, а то и больше. Через пару минут эти их же пришлось сгружать под навес и расставлять рядами. Но эта работа казалась совсем легкой.
– Ну молодцы, мужики, - сказал дядя Федя, оглядывая спасенный продукт.
– Спасибо вам, выручили… Даром, что городские. Дождь не прекращался, агрегат стоял беззвучный и бездвижный. И мы вернулись в автобус.
И как ни странно, хотя руки мои болели до плеч, а ноги подкашивались от яростной работы, на душе было легко. Не знаю даже, почему. Наверное, я просто испытывал то, о чем смутно пытался сказать Вике на лугу. Я чувствовал себя мужчиной. Здоровым, сильным, способным на многие дела. Ведь это именно я, инженер Евгений Воронцов, только что перекидал сорок мешков по полтора пуда - целую тонну груза!
– своими привычными к рейсфедеру руками… Мы в изнеможении лежали на сиденьях. Дядя Федя куда-то исчез.
– Смотрю я на тебя, Женя, - вдруг сказал Аркашка.
– И диву даюсь.
Носился ты, как одесский амбал в порту. Причем со скипидарным фитилем в заднице.
– Не всем же прохлаждаться, - спокойно ответил я.
– Кому-то вкалывать надо. Для равновесия в мире.
– Вкалывать, скажешь тоже! Нам тут вовсе не обязательно пупок рвать!
Я промолчал. Перед Викой я еще мог как-то оправдываться в своем поведении. Но уж никак не перед этой вошью.
– Так дождь же, - заговорил Славка.
– Все промокло бы и сгнило. И наша выработка псу под хвост.
– Ну так и пес с ней. В конце концов, я научный работник, а не колхозный механизатор. И мое дело не на АВМ пахать!
– Не на АВМ пахать?
– переспросил молчавший до сих пор Володя.
– А скажи на милость, чем ты на работе занимаешься?
– Чем? Я в научно-исследовательском секторе работаю.
– Все мы в секторах, - отрубил бригадир.
– А лично ты, твоя работа? Ты какую пользу людям приносишь?
– Наука. Я наукой занимаюсь. Кандидатскую, между прочим, делаю.
– А ты уверен, что твоя кандидатская, докторская и любительская нужны кому-то кроме тебя?
– молчаливого бригадира прорвало, и он словно решил высказаться за всю неделю.
– Ты никогда не думал, что за весь год своей научной…
Слово "научной" Володя выделил с нескрываемой насмешкой -…Научной работы пользу людям ты приносишь лишь в течение месяца. Именно здесь и на этом вот АВМ?
Лично я не считал, что научные работники бесполезны. Тем более, при словах о диссертации сразу подумал об Инне: ее научная работа уж точно была на благо людям. Я и о себе не сомневался, что мои инженерные знания все-таки помогают общему прогрессу. Но спорить с Володей не стал, поскольку Аркадий вызывал во мне личную, тошнотворную неприязнь.