Хрустальная удача
Шрифт:
— Направо или налево? — хмыкнул он, поводя над головой свечой. — Задача древняя как мир. Буриданов осел испустил дух перед двумя кучами сена. Чего-то подобного черти ждут, наверное, и от меня. Но я не буду долго гадать. Я всегда не прав, и идти направо слишком большая дерзость с моей стороны перед Провидением. Пойду левым галсом. Но вначале на разведку пойдет, например, вот этот камушек…
По наитию он швырнул камень в черноту — туда, где каменный коридор сворачивал налево. Послышался сухой стук упавшего камня, но потом вдруг раздались совсем другие звуки, от которых у Кроуфорда кровь застыла в жилах. С адским грохотом на землю упала тяжелая каменная плита. Факел в руках Кроуфорда зашипел и потух.
Несколько секунд он сидел скрючившись в тесном проходе, в полной темноте и, кажется, даже боялся дышать. Перед его мысленным взором мелькнула картина — что сталось бы с его бренной плотью, если бы он сунулся вперед очертя голову. Его бы просто расплющило как орех.
Кроуфорд вытер пот со лба и попытался запалить факел. Дрожащий огонек робко осветил угрюмые каменные своды, казавшиеся входом в преисподнюю. У Кроуфорда не было сомнений, что в этой преисподней лежит то, за чем он охотился долгие годы, иначе зачем Уолтеру Рэли нужно было громоздить здесь такие коварные ловушки? Да и Уолтер Рэли ли их громоздил? У него на это не было времени. Скорее всего, он нашел все это и оставил как было, потому что не смог или не захотел унести с собой. Оставил вместе с прокаженными — лучших сторожей от белых негодяев и не придумаешь. Как бы там ни было, он должен увидеть своими глазами хотя бы одну золотую безделушку, хотя бы один драгоценный камень. А еще лучше заполучить его в свои руки. Высоким покровителям нужны доказательства. Без гарантий они и пальцем не пошевельнут. И ему без них не обойтись. В этих краях невозможно подобрать такую команду, которая бы работала не за страх, а за совесть и была бы способна преодолеть искушение. Здесь таких людей нет. Потому глуп Черный Билли, который намеревался завладеть сокровищами с бандой отъявленных головорезов. Эта публика непременно перегрызлась бы между собой и обязательно разнесла бы весть о сокровищах по всему острову. Нет, здесь нужны преданные и проверенные слуги. К сожалению, он давно утратил свои прежние связи и возможности. Его старый дом в далекой Англии, должно быть, пришел в запустение, а немногие слуги, которые до сих пор хранят верность родному очагу, уверены, что их хозяин давно сгинул в чужой земле. После смерти Лукреции только один человек на родине помнит про Фрэнсиса Кроуфорда, прекрасно знает его истинное имя — Роджер Рэли — и ждет его с нетерпением, но отнюдь не с пустыми руками. И это обстоятельство совсем не делает его в глазах Кроуфорда привлекательнее, скорее наоборот. Но только этот человек может помочь Кроуфорду, потому что его возможности почти безграничны. Но если он доберется до сокровищ конкистадоров, то эти возможности станут просто безграничными, и трудно предвидеть, чем такое могущество обернется для самого Кроуфорда. Ему нужно быть предельно осторожным и предусмотрительным, чтобы не разделить судьбу своего деда. Кстати, найдя чудесный клад, Уолтер Рэли не обрел желаемого могущества — об этом стоило задуматься. Почему он ничего не привез в Англию? Или решил, что и так сполна заплатил таинственной силе за то, что потревожил ее? Любимый сын — немалая цена. Почему, почему, чтобы обрести сокровище, мы должны пожертвовать самым дорогим, что у нас есть? Он, внук своего деда, оставил здесь любимую женщину…
Или легенды о мистической силе, заключенной в таинственных предметах древних жрецов, не более чем пустые сплетни? Довольно обидно, если бы так оно и было на самом деле. Столько надежд возлагал Кроуфорд на тайные знания жрецов майя, и разочароваться в них теперь стало бы для него настоящим ударом. Сокровища потеряли бы для него ровно половину своего очарования.
Факел в руках Кроуфорда опять погас. Пока он размышлял, зажигать его снова или попросту тихо вернуться к выходу из пещеры, темнота вокруг него как будто просветлела.
До сих пор в этом склепе было темно и неуютно, и странный свет, будто сочившийся прямо из каменных стен, немало удивил Кроуфорда. Он с недоумением повел головой, и вдруг по спине его пробежал ощутимый холодок.
Вместо узкого прохода, разделяющегося надвое, он неожиданно увидел огромный, погруженный в золотистый туман зал, выложенный черными каменными плитами. И плиты эти были покрыты симметричными прихотливыми узорами — Кроуфорд видел здесь и диковинных четырехкрылых птиц с кривыми клювами, и хищно изогнувшихся пернатых змей, и квадратные фигуры неизвестных богов с квадратными лицами. «Индейцы не знали сферы и колеса,» — механически подумал Кроуфорд. Ни единого окна, ни единого отверстия в мощных, будто отполированных стенах не было. Что-то извивалось на отвесной каменной громаде. Кроуфорд пригляделся и увидел прихотливо изгибающуюся золотую жилу. Всего на несколько метров она показалась из породы и, скользнув, подобно змее, между камнями, снова исчезала в стене. Мужчина прищелкнул языком.
Огромное помещение в толще горы освещалось многочисленными причудливыми светильниками, напоминающими хрустальные пирамиды, каждая в два человеческих роста высотой. Эти светильники, подчиненные неведомому порядку, источали тот самый золотистый туман, который постепенно наполнил все пространство вокруг.
Кроуфорд несколько раз ошеломленно тряхнул головой и потер глаза. Он не знал, что и думать.
Вдруг из-за грубо отесанного кубической формы черного камня, стоявшего в глубине таинственной залы, выплыли клубы тумана и, постепенно сгущаясь, приобрели очертания человеческой фигуры. С замирающим сердцем Кроуфорд наблюдал за ней и вскоре понял, что фигура эта — женская.
Женщина медленно приближалась, и в один прекрасный момент Кроуфорд едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Он узнал ее. Это была На-Чан-Чель, индианка, его молчаливая любовница. Та, которая подарила ему магическую индейскую собаку течичи, которая, по ее словам, должна сопровождать своего хозяина в царство мертвых, когда придет его черед покинуть этот мир. Кроуфорд был крепко привязан к этой собаке и любил порассуждать о ее сакральном предназначении, не позволяя собеседнику ни на минуту усомниться в том, что это предназначение является для него абсолютной истиной. Собака погибла, спасая ему жизнь, и он не единожды задумывался о том, что и в самом деле придавал своему «проводнику» более серьезное значение, чем обычной собаке.
Про пса он вспомнил сейчас не только потому, что увидел плывущий через призрачный зал силуэт женщины. На руках индианка держала лохматую собачонку, в которой Кроуфорд без колебаний узнал своего мертвого Харона. Однако течичи вовсе не спешил к своему хозяину. Харон неподвижно сидел на руках индианки, словно она держала в руках мертвое изваяние.
Взгляд женщины был так же мертв и неподвижен. Она словно смотрела и не узнавала его. Впрочем, сейчас Фрэнсису вовсе даже не хотелось быть узнанным, как не хотелось и выступить в ипостаси ее любовника. Та женщина, которая стояла напротив него, никоим образом не могла быть любовницей Веселого Дика. Облаченная в диковинные одежды, богато расшитые непонятным узором, украшенная широкими золотыми браслетами самой искусной работы, эта женщина горделивой осанкой и властным взглядом заставляла думать о своем царственном происхождении. У Кроуфорда по спине побежали мурашки. Он никогда не предполагал, что ему доведется увидеть На-Чан-Чель в таком величественном виде.
Подняв одну руку и указывая прямо на Кроуфорда, женщина вдруг произнесла несколько отрывистых щебечущих фраз на незнакомом языке. Голос ее звучал жестко и повелительно. Кроуфорд ничего не понял, но властный жест, которым сопровождалось требование, был красноречивее любых слов. Для того чтобы выполнить его, Кроуфорду нужно было встать и сделать примерно десяток шагов по направлению к центру зала. Эта необходимость порождала странное ощущение — ведь Кроуфорд отлично знал, что никакого зала перед ним быть не может, как не может быть рядом и индианки, пребывающей на Тортуге, а заодно и несчастного его любимца, кости которого наверняка давно обглодали хищные звери, и все, что он сейчас видит, — это всего лишь плод его воображения, чудовищная иллюзия, морок, который наводят на него злые силы, стерегущие клад. А поскольку это наверняка так и было, то отзываться на призрачный зов ему не следовало ни при каких обстоятельствах. Сколько угодно опасностей могли подстерегать его в этом проклятом месте.
Так подсказывал разум. Но глаза видели совсем другое. И уши слышали настойчивый повелительный зов, на который было невозможно не откликнуться. Кроуфорд с ужасом в душе почувствовал, что ноги сами собой понесли его туда, откуда доносился властный зов смерти.
Потом, вспоминая эти безумные минуты, Кроуфорд с удивлением осознал, что удержала его от рокового шага гордыня, а вовсе не разум. Разум поддался очарованию правдоподобия, которое исходило от видения. Но он не мог стерпеть, чтобы им командовала индианка. Задетое самолюбие спасло ему жизнь. Впрочем, удивлялся Кроуфорд недолго: припомнив еще кое-какие случаи из своей бурной жизни, он пришел к выводу, что человек, склонный противоречить и ниспровергающий авторитеты, всегда имеет кое-какие преимущества. Это все равно что выхватить первым шпагу из ножен. Или первым удрать от неминуемой опасности.
Одним словом, в тот страшный момент он не поддался настойчивому и требовательному зову и предпринял единственное, что было возможно в его положении: он обратился в бегство. Хотя, по правде говоря, назвать это бегством было затруднительно. Кроуфорд просто протиснулся задом к выходу из пещеры, дважды больно ударившись головой о холодный камень стены, потому что ощущение огромного пустого пространства вокруг все это время не отпускало его и сильно воздействовало на все движения. Но Кроуфорд, стиснув зубы, продолжал отступать и постепенно отполз на светлое место, к выходу. Здесь он, совсем обессиленный, обливаясь потом, упал на камни и несколько минут лежал совершено неподвижно, приходя в себя. Теперь он мог себе это позволить, потому что золотистый мираж рассеялся так же внезапно, как и возник. Вокруг снова была сумрачная дикая пещера, уходившая воронкой в толщу скалы. Никакого намека на таинственный зал. Наваждение кончилось.