Хрустальный грот (сборник)

Стюарт Мэри

Я покачал головой.

— Извини, Кадаль, но мне надо ехать, даже если идет дождь. Мне что-то не сидится сегодня на месте, и я непременно должен выбраться из города.

— Ну, так давай проедем пару миль в сторону гавани, и хватит с тебя. Иди сюда, давай плащ надену. В лесу же тьма кромешная! Будь благоразумен, Мерлин.

— В лес! — упрямо сказал я, повернув голову, чтобы Кадаль мог застегнуть на мне плащ. — И не спорь со мной, Кадаль. Вот Белазий правильно делает, если хочешь знать. Его слуга и рта раскрыть не смеет, не то что спорить с хозяином. Надо бы и мне вести

себя с тобой так же. Вот прямо сейчас и начну… Ну чего ты ухмыляешься?

— Ничего. Ладно, я знаю, когда надо уступить. В лес так в лес. Ну а если мы заблудимся и не сможем выбраться оттуда, я, по крайней мере, пропаду вместе с тобой, и мне не придется отвечать за тебя перед графом.

— Можно подумать, он так уж огорчится!

— Не огорчится, конечно, — сказал Кадаль, открывая передо мной дверь. — Это так, к слову пришлось. Он, небось, и не заметит!

Глава7

Снаружи было вовсе не так темно, как казалось в доме, и довольно тепло: стоял один из тех тяжелых, мрачных дней, когда все затянуто туманом, и моросил мелкий дождь, крошечными каплями оседавший на наших толстых плащах.

Примерно в миле к северу от города плоские пустоши, выметенные соленым ветром, уступали место лесу. Поначалу нам попадались лишь отдельные деревья, разбросанные по равнине. Клочья белого тумана висели в нижних ветвях или лужами расползались по земле, временами взвихряясь, когда сквозь них пробегал олень.

На север шла старая мощеная дорога. Ее строители вырубили лес и кустарники на сто шагов по обе стороны, но со временем вырубленная полоса заросла утесником, вереском и молодыми деревцами, так что лес подступал к самой дороге и на ней было темно.

Ближе к городу нам встретились один-два крестьянина, везущие хворост на своих осликах, и один раз мимо нас промчался гонец Амброзия. Он мельком глянул в нашу сторону и вроде как поклонился мне. Но в лесу никого не было. Немногочисленные мартовские птицы уже умолкли, а совы еще не вылетели на охоту, и в лесу стояла тишина.

Когда мы въехали в чащу, дождь перестал, и туман немного рассеялся. Вскоре мы выехали на перекресток. Большак пересекался с другой, немощеной дорогой. По этой дороге вывозили из леса бревна, ездили угольщики. Она была с глубокими колеями, но прямая и ровная. Если держаться обочины, можно ехать галопом.

— Кадаль, поехали туда!

— Нам же было сказано не сворачивать!

— Да, Белазий так сказал, но почему? В лесу же спокойно!

Это была правда. То было еще одно достижение Амброзия:

люди больше не боялись оказаться в глуши и удаляться от города. По лесам постоянно ездили отряды, которые всегда были начеку и жаждали действий. На самом деле, как однажды признался Амброзий, главная опасность была в том, что войска застоятся и утратят боевой дух. Ну а пока что разбойники и недовольные укрывались подальше, и народ мог спокойно ездить по своим делам. Даже женщины путешествовали почти без охраны.

— А к тому же, — добавил я, — что мне за дело до слов Белазия? Он всего лишь учит меня — и больше ничего.

Мы не заблудимся, если не станем сворачивать с дороги, а если не поехать галопом сейчас, то потом, когда мы вернемся в поля, будет уже поздно, и мы так и не успеем размять лошадей. Ты ведь сам все время жалуешься, что я плохо езжу! А как я могу научиться, если мы только и делаем, что трусим по дороге? Ну пожалуйста, Кадаль!

— Слушай, я ведь тебе тоже не хозяин. Ладно, поехали, только недалеко. Побереги пони: в лесу будет темнее. И вообще, дай-ка я поеду вперед.

Я положил руку на его поводья.

— Нет, Кадаль. Разреши мне поехать вперед, а сам держись чуть поодаль, ладно? Понимаешь, я… здесь почти не бываю один, а я привык к одиночеству. Это одна из причин, почему я решил ехать в лес.

И на всякий случай добавил:

— Ты не думай, мне с тобой хорошо, но просто мне иногда нужно… ну… поразмыслить в одиночестве. Не мог бы ты отстать шагов на пятьдесят?

Он тут же осадил лошадь. Откашлялся.

— Я же говорю, я тебе не хозяин! Поезжай вперед. Только будь осторожен.

Я повернул Астера на поперечную дорогу и пустил его в галоп. Он три дня простоял в стойле, и, несмотря на то что мы проехали уже немало, прижал уши и рванул вперед, по обочине дороги, заросшей зеленой травой. Нам повезло: туман уже почти рассеялся. Но местами он еще курился, и клочья его висели почти вровень с седлом, так что кони плыли через него, рассекая его грудью, как воду. Кадаль сильно отстал; топот копыт его кобылы казался лишь гулким эхом подков моего пони. Дождик утих, воздух был свеж и прохладен и напоен смолистым запахом сосен. Над головой с нежным шепчущим криком пролетел вальдшнеп; я задел головой мягкую еловую лапу, и она уронила горсть капель мне на лицо и за шиворот. Я встряхнул головой и рассмеялся; пони припустил еще быстрее, разметав грудью облако тумана. Я пригнулся к шее пони: дорога сузилась, и ветви хлестали нас уже не на шутку. Темнело; небо над вершинами сделалось уже почти черным, и лес катился мимо темным облаком, напоенным влажными ароматами. Стояла тишина — слышался лишь дробный топот Астера да редкие удары подков кобылы.

Кадаль крикнул, чтобы я остановился. Я послушался не сразу, и топот кобылы участился и приблизился. Астер насторожил уши, потом снова прижал их и попытался прибавить ходу. Я натянул поводья. Остановить его было нетрудно: он уже вспотел и немного устал. Он перешел на рысь, потом остановился и смирно стоял, ожидая, пока подъедет Кадаль. Гнедая кобыла тоже остановилась. Теперь единственным звуком в лесу было шумное дыхание лошадей.

— Ну, — сказал Кадаль, — получил что хотел?

— Да, — ответил я, — Только ты слишком быстро остановил меня.

— Надо возвращаться, а то к ужину опоздаем. А он шустрый, твой пони. Обратно тоже первым поедешь?

— Да, если можно.

— Я же говорю, это без вопросов, делай что хочешь. Тебя, конечно, не отпускают одного, но ведь это потому, что ты еще мальчик, и я должен следить, чтобы с тобой ничего не случилось, только и всего.

— А что со мной может случиться? Дома я всегда ездил повсюду один.