Хрустальный грот (сборник)
Шрифт:
Белазий не обратил внимания на мое вызывающее замечание. Он просто спросил:
— Что привело тебя сюда?
— Я ехал мимо и услышал крик.
— А! — снова сказал он, — Откуда?
— От сосновой рощи, где ты оставил лошадей.
— А зачем ты сюда приехал? Я ведь говорил вам, чтобы вы не сворачивали с дороги!
— Я знаю, но мне хотелось проехаться галопом, и мы свернули на поперечную дорогу, а Астер повредил ногу и обратно его пришлось вести. Он шел медленно, а время было позднее, и мы решили сократить
— Понятно. А Кадаль где?
— Наверно, он решил, что я поскакал домой, и отправился вслед за мной. Во всяком случае, сюда он за мной не последовал.
— Очень разумно с его стороны, — сказал Белазий. Его голос по-прежнему был сонным, но теперь он был вкрадчиво-сонным, как у дремлющего кота, — бархатные лапы, скрывающие стальные когти. — Но несмотря на… на то, что ты слышал, тебе и в голову не пришло броситься домой?
— Конечно нет!
Глаза его на миг блеснули из-под длинных век.
— Конечно?
— Я должен был узнать, что происходит.
— Ты знал, что я здесь?
— Я понял это, только когда увидел Ульфина с лошадьми. И не потому, что ты сказал мне не сворачивать с дороги. Но я, скажем так, знал, что в лесу этой ночью должно произойти нечто важное, и мне нужно было узнать, что именно.
Белазий снова посмотрел на меня. Я был прав, когда думал, что он не удивится.
— Ну, пошли. Здесь холодно, я хочу надеть плащ.
И направился вперед. Галька хрустела у него под ногами. Он спросил, обернувшись через плечо:
— Насколько я понимаю, Ульфин все еще там?
— Думаю, да. Ты его здорово запугал.
— Ему нечего бояться до тех пор, пока он держится в стороне и ничего не знает.
— Так он и в самом деле ничего не знает?
— Знает он или нет, — ответил Белазий безразличным тоном, — у него хватает ума держать язык за зубами. Я обещал ему, что, если он будет повиноваться мне беспрекословно, я вовремя отпущу его, чтобы он успел скрыться.
— Скрыться? От чего?
— От смерти, когда я умру. Обычно слуги жрецов отправляются вместе с ними.
Мы шли по тропе бок о бок. Я взглянул на Белазия. Он был в черном одеянии, более изящном, чем то, которое мне приходилось видеть дома, в Маридунуме; даже Камлах не одевался так красиво. На нем был пояс тисненой кожи, видимо, итальянской работы, а на плече горела в лунном свете большая круглая брошь — сплетение золотых кругов и змей. Даже под таинственным налетом, каким покрыли его события этой ночи, он выглядел утонченным и образованным римлянином. Я спросил его:
— Извини, Белазий, но тебе не кажется, что подобные обычаи древнее египетских пирамид? Даже у нас в Уэльсе это считается устаревшим.
— Быть может. Но ведь и сама Богиня стара. Она любит, чтобы ей служили так, как она привыкла. А наши обряды — почти такие же древние, как она сама, и ни песни, ни камни не помнят, когда они возникли. Задолго до того, как служители
— Понимаю. Меня учили этому дома, в Уэльсе. Но у нас уже лет сто не совершали жертвоприношений, подобных тем, что вы совершили сегодня.
Его голос был ровным, как масло.
— Его убили за святотатство. Разве тебе не говорили… — Он остановился как вкопанный и схватился за кинжал. Его тон переменился.
— Это лошадь Кадаля!
Он вертел головой из стороны в сторону, словно пес, вынюхивающий дичь.
— Это я на ней приехал. Я же тебе говорил, что мой пони охромел. Кадаль, наверно, поехал домой, взяв одну из твоих лошадей.
Я отвязал кобылу и вывел ее на тропу, открытую лунному свету.
Белазий сунул кинжал в ножны, и мы пошли дальше. Кобыла тыкалась мордой мне в плечо. Нога у меня почти прошла.
— Значит, и Кадаля тоже надо было убить? — спросил я, — Стало быть, дело не только в святотатстве? Ваши церемонии такие тайные оттого, что они так священны, или потому, что они запрещены? А, Белазий?
— И то и другое. Мы собираемся там, где можно. Сегодня вот собирались на острове — это место достаточно безопасное, в ночь равноденствия сюда обычно ни одна душа и близко не подходит. Но если это дойдет до Будека, у нас будут неприятности. Человек, которого мы убили этой ночью, был одним из людей короля. Его держали здесь восемь дней, и шпионы Будека уже ищут его. Но он должен был умереть.
— А теперь они его найдут?
— Найдут. Далеко отсюда, в лесу. Они решат, что его растерзал дикий вепрь.
Он снова искоса взглянул на меня.
— Можно сказать, что он умер легко. В старые времена ему бы вырезали пуп и гоняли бы вокруг священного древа, пока кишки не намотаются на него, словно шерсть на веретено.
— А Амброзий знает об этом?
— Амброзий — тоже человек короля.
Некоторое время мы шли молча.
— Белазий, а что будет со мной?
— Ничего.
— Но разве подглядывать за тайным обрядом — не святотатство?
— Не беспокойся, — сухо ответил Белазий, — У Амброзия длинные руки. Что это с тобой?
Я покачал головой. Я не смог бы объяснить этого словами даже самому себе. У меня возникло такое чувство, словно я стоял безоружным посреди битвы, и вдруг мне в руку вложили щит.
— Тебе не было страшно? — спросил Белазий.
— Нет.
— Это похоже на правду, клянусь Богиней! Да, Амброзий был прав. Ты отважен.