Хрустальный грот. Полые холмы

Стюарт Мэри

Я вздрогнул, когда он внезапно прервал молчанье:

— Тяжело тебе пришлось? Жить, не зная, кто твой отец?

— Достаточно тяжело.

— Ты поверишь мне, если я снова скажу, что ничего не знал?

— Я верю всему, что ты говоришь, мой господин.

— Ты ненавидишь меня за это, Мерлин?

Я ответил медленно, не отрывая взгляда от своих рук:

— В том, что ты бастард и ничейный сын, есть одно преимущество. Можно сколько угодно придумывать себе отца. Его можно представлять себе и отпетым негодяем, и самым лучшим человеком на свете; отца себе можно выдумывать по воле настроения или каприза. С тех пор, как

я достаточно вырос, чтобы осознать, что я бастард, я видел или искал своего отца в каждом солдате, каждом принце, каждом священнике. Я также видел его в каждом красивом рабе в королевстве Южного Уэльса.

Его голос прозвучал очень мягко, где-то у меня над головой:

— А теперь ты видишь его наяву, Мерлин Эмрис. Я спрашивал, ненавидишь ли ты меня за ту жизнь, на которую я обрек тебя?

Я не поднял головы и ответил, не отрывая глаз от языков пламени:

— С самого детства я мог выбирать себе в отцы кого угодно. Из них всех, Аврелий Амброзий, я выбрал бы тебя.

Тишина. Язычки пламени трепетали подобно бьющемуся сердцу.

— В конце концов, какой мальчишка не выбрал бы в отцы короля всей Британии? — добавил я, пытаясь обратить все в шутку.

Его рука твердо взяла меня за подбородок и отвернула мое лицо от жаровни, а взгляд от танцующего пламени.

— Что ты сказал? — Голос его был резким.

— Что я сказал? — непонимающе заморгал я. — Лишь то, что выбрал бы тебя.

Его пальцы впились в мою плоть.

— Ты назвал меня королем всей Британии.

— Неужели?

— Но это же… — Он внезапно умолк. Его глаза, казалось, жгли меня. Затем он опустил руку и выпрямился. — Оставим это. Если богам будет угодно, они заговорят снова. — Он улыбнулся мне. — Сейчас же имеет значение лишь то, что ты говоришь от себя. Не каждому мужчине удается услышать такое от взрослого сына. Кто знает, может, оно и лучше, что мы встретились как мужчины, когда у каждого из нас есть что дать другому. Мужчине, чьи дети с младенчества путаются у него под ногами, не дано вдруг увидеть свое отражение в сыне так, как я увидел себя в тебе.

— Неужели я так похож на тебя?

— Так говорят. А я к тому же вижу в тебе достаточно сходства с Утером, чтобы понять, почему все утверждают, что ты — мой сын.

— По-видимому, ему это не дано было увидеть, — заключил я. — Он очень разгневался или же вздохнул с облегчением, узнав в конце концов, что я не твой наложник?

— Тебе и это известно? — Амброзия это, казалось, забавляло. — Если бы он побольше упражнял свои мозги, а не мышцы, это пошло бы ему только на пользу. Но, как бы то ни было, мы отлично ладим. Он выполняет свою работу, а я — свою, и если я смогу проложить путь, то он станет после меня королем, если у меня не…

Он внезапно замолк на полуслове. В последовавшей затем неловкой тишине я сидел, не поднимая глаз от пола.

— Прости меня. — Он говорил тихо, как равный с равным. — Я сказал не подумав. Я так давно свыкся с мыслью, что у меня нет сына.

— Это и остается правдой, в том смысле, какой подразумеваешь ты, — ответил я, подняв взгляд. — И конечно, именно так и будет считать Утер.

— Значит, мой путь не будет таким ухабистым, раз ты думаешь так же.

— Не думаю, что я стану королем, — рассмеялся я. — Полукоролем, возможно, но скорее даже на четверть королем — маленькой частичкой, способной видеть и думать, но лишенной возможности действовать.

Быть может, когда тебя не станет, из нас с Утером и получится один король на двоих? Он уже и сейчас ни в чем не знает меры, как по-твоему?

Однако Амброзий не улыбнулся. Глаза его прищурились, а взгляд стал напряженным и пристальным.

— Именно так я это и замышлял. Ты догадался?

— Нет, господин. Откуда мне? — Я выпрямился, и тут меня осенило. — Так вот как ты надеялся использовать меня? Конечно, теперь я понимаю, почему ты оставил меня при себе, почему со мной обращались по-королевски, но мне хотелось верить, что у тебя есть на меня особые планы… что я могу быть тебе полезен. Белазий как-то сказал, что ты любого человека используешь, сообразуясь с его способностями, и если я не многого стою как боец, ты все же найдешь мне применение. Это правда?

— Истинная правда. Я понял это сразу же, еще до того, как подумал, что ты мог бы быть моим сыном. Я понял это, когда увидел, как ты противостоял Утеру в ту ночь, когда в глазах твоих еще стояло видение и сила окутывала тебя словно сияющий плащ. Нет, Мерлин, из тебя никогда не выйдет король или даже принц таким, как видит их весь мир, но, когда ты вырастешь, я верю, что король, рядом с которым ты будешь, сможет управлять хоть целым миром. Теперь ты понимаешь, почему я отправил тебя учиться у Белазия?

— Потому что он очень ученый человек? — осторожно спросил я.

— Он порочный и очень опасный человек, — прямо сказал Амброзий. — Но он обладает изощренным и пытливым умом, он много путешествовал и владеет множеством умений, какие тебе не представится шанс приобрести в Уэльсе. Перенимай их у него. Я не хочу, чтобы ты во всем следовал за ним, поскольку есть места, куда тебе дорога заказана, но ты должен научиться всему, чему только сможешь.

Я поднял голову, затем кивнул:

— Тебе о нем известно. — Это было утверждение, а не вопрос.

— Если ты имеешь в виду то, что он жрец древней религии, да, мне это известно.

— И ты не возражаешь против этого?

— Пока что я не могу себе позволить выбрасывать ценные орудия лишь потому, что мне не нравится их отделка. Он полезен, и потому я использую его. Если ты мудр, то будешь поступать так же.

— Он хочет взять меня с собой на следующую церемонию.

Амброзий нахмурил брови, но промолчал.

— Ты мне запрещаешь пойти?

— Нет. Ты пойдешь?

— Да, — медленно сказал я, серьезно и тщательно подбирая слова. — Милорд, если ты ищешь… то же, что и я, то тебе приходится искать в самых странных местах. Человек не может все время смотреть только на солнце, не опуская свой взор вниз, на его отражение в земных вещах. И если оно отражается в грязной луже, то все равно не перестает быть солнцем. Нет такого места, куда я отказался бы заглянуть, чтобы найти его.

— Вот видишь? — улыбнулся Амброзий. Он отклонился, почти присел на край стола и, казалось, совершенно расслабился. — Тебе не нужно никакой охраны, кроме Кадала. — Он откинулся назад, опершись спиной о край стола, расслабившись и отдыхая. — Она назвала тебя Эмрисом. Дитя света. Один из Бессмертных. Божественный. Ты знал, что означает твое имя?

— Да.

— Разве ты не знал, что меня зовут так же?

— Как и меня? — тупо переспросил я.

Он кивнул:

— Эмрис… Амброзий — одно и то же имя. Мерлин Амброзий — она назвала тебя в мою честь.