Хрустальный шар (сборник)

Лем Станислав

В верхнем углу экрана показалась изрезанная береговой линией суша, желто-бурая, очерченная беловатым контуром. Изображение ненадолго задрожало, и берег поплыл по середине экрана, разделяя его поверхность на две части. До этой минуты стояла полная тишина: я слышал лишь непрерывное покашливание соседа, который жарко дышал мне в шею, – но тут раздался треск как бы включения исполинского контакта, и весь зал заполнил плывущий из невидимых динамиков мягкий, глухой звук моторов. Усилился, затем ослаб. И появился город.

На черной поверхности моря показалось три длинных, грязно-белых полуострова, прямоугольных, как раздвинутые клавиши. Дальше, уже на суше, виднелась густо расчерченная извивающимися белыми трещинами поверхность

города. Тонкие улицы делили серый улей построек на густо заполненные зданиями соты. Кое-где по крышам скользили небольшие тени облаков, которые плыли на значительной высоте, но под самолетом. Теперь изображение начало вращаться: залив с выдвинутыми в океан молами медленно уходил в сторону, все большая часть города оказывалась под самолетом. В однотонный колорит строений глубоко проникали извилистые черные змейки заливов, охваченные с двух сторон белесыми губами бетона. Гул, наполнявший зал, усилился и сделался тоньше. Вдруг раздался сильный треск, и очень рельефно, словно перед экраном, полетел черный пузатый предмет, который несколько раз кувыркнулся и мгновенно оказался внизу. Я почти потерял его из виду, а он вдруг распустился рядом с перистым облачком белым шаром. Это был парашют с бомбой.

И вдруг город резко качнулся, земля дрогнула и исчезла, уходя в сторону, а вместо нее показались широкие желтоватые животы облаков. Через минуту машина вышла из виража, и вот изображение закачалось и прыгнуло вперед. Краткий миг продолжалось вертикальное падение с такой скоростью, что я услышал чье-то неспокойное сопение за спиной. Потом земля и небо закружились в бешеном хороводе, но тут раздался глухой, медленный треск. «Видимо, – подумал я, – раскрылся парашют». В поле зрения вновь вплыл город, но выглядел он уже крупнее и темнее. Середину изображения занимала его центральная часть, с двух сторон окаймленная заливами, похожая на длинный изогнутый лист.

Над водой виднелись бурые, как плесень, длинные помосты, и все в целом: ряды улиц, густо застроенных домами, многоугольники скверов, маленькие пруды, как осколки тусклого зеркальца, – все это было залито солнцем. Я пытался найти на этом фоне белое пятнышко парашюта с бомбой, и мне показалось, что я вижу его над широкой, изогнутой в виде буквы «S» улицей, когда это произошло.

Внизу веером полыхнуло пламя. Потом раздулся световой шар, и глаза залила волна неимоверной белизны. Динамики задрожали, в них что-то судорожно затрещало, настала глухая тишина. Весь экран пылал, как раскаленная вспышка магния, и из ее середины начала расползаться в стороны огромная паукообразная клякса, словно туда вылили бак туши.

– Черного пятна в действительности не существует, это лишь результат воздействия на фотоэлементы света, более яркого, чем солнечный, – сказал кто-то со стороны экрана громко и спокойно.

Пятно начало бледнеть, наконец исчезло. Изображение на экране увеличивалось, аппарат опускался вниз. Город был покрыт зеленоватой мглой с рыжими уплотнениями, через которую просвечивали лишь большие комплексы кварталов. В центре горел белый диск, шарообразно набухающий, словно пузырь лавы, вытекающий из кратера. От него медленно отрывались круги белого дыма, чудовищно большие, диаметром в несколько километров, как кольца папиросного дыма, и, легко подрагивая, рассеиваясь, плыли в стороны и вверх. Самое широкое кольцо ушло за пределы экрана.

Сияющий нарост, который расходился в стороны, вдруг лопнул, и из голубой горловины вверх хлынуло нечто вроде гейзера черной пены. Он пробивал облака, мчась ввысь с необыкновенной скоростью, вибрировал как струна, разбухал и сжимался наподобие змеи, а от его основания разбегались чудовищные круги белого дыма. То, что взорвалось в центре, выглядело как неизвестное людям живое создание, корчившееся от ударов, которые сотрясали его изнутри, и с каждым ударом пульсировавшее все выше, словно через разрушенную оболочку

Земли вываливались ее пылающие, стальные внутренности. Вертикальный шпиль дыма закручивался по краям, разбухал и утолщался. Его верхушка раскрывалась широким синеватым веером, раскаленным пурпурным куполом, размякающим грибом, в котором мелькали молнии. Насквозь пробитые облака кружились, покачиваясь, разлетались в стороны, как раскидываемые клочки ваты, а сверху на них падала увеличивающаяся тень, отбрасываемая грибообразным наростом.

Тем временем телекамера опускалась ниже. Основание многокилометровой колонны дыма исчезло, скрытое тучами черной и бурой пыли, какие-то пылающие клочья и пучки резко мерцали, изображение конвульсивно дергалось, вращалось и колебалось, временами показывая в чудовищном ракурсе все еще растущую колоннаду дымов, увенчанную на фоне неподвижного неба медузообразной шапкой.

Потом все утонуло в чернильной темноте, изредка пересекаемой молниеносными вспышками, которые сопровождались хриплым карканьем динамиков. Струя горячего воздуха еще раз приподняла аппарат вбок, и сплетение дымов вдруг разорвалось. Я увидел западный район города. Внизу лежал прямоугольник суши, с двух сторон объятый гладкой черной водой залива. Откуда-то из глубины клокочущей черным, золотым и рыжим цветами панорамы бежал крутой вал, как волна прибоя, с чудовищной скоростью догоняя уходившее назад изображение. Там, где край этой волны касался домов, растянутых каменными вереницами вдоль улиц, взрывались короткие проблески, оранжевые и зеленые огоньки, зигзагообразные искры, фонтаны вспененного дыма. Потом черная масса наваливалась на все это, затопляла последний проблеск пожара и двигалась дальше.

Вдруг возник поразительный образ: порыв воздуха перебросил аппарат над крышами раздавленных домов к водам залива. В их еще неподвижном зеркале на одну минуту блеснуло отраженное изображение аппарата: серебристая блестящая камера с лупоглазыми линзами объективов, над которой фоном расходился полосатый веер парашюта. Это длилось один миг: изображение вдруг приблизилось, потом половину экрана залило яркое сияние, в центре его взорвалась струя черного дыма, в динамиках раздался последний скрежет, и наступила тьма.

Мы долго сидели в молчании, пока не запылали зеленые и белые огни неоновых ламп.

V

Все попытки выехать в Японию, которые я предпринимал, заканчивались ничем. Даже вмешательство шефа не помогло: дорога была перекрыта американцами. Наконец за день до капитуляции я узнал, что первые спасательные отряды вернулись из Хиросимы в Осаку, где жертв, переживших взрыв, разместили в клиниках Императорского университета. Я нажал на Грэма, который для поддержания своей репутации всемогущего существа буквально вылез из кожи и предпринял соответствующие шаги. Мне снова понадобились рекомендательные письма из отдела специальной службы. По счастливой случайности еще со времен совместной работы в Ок-Ридже у меня был коллега из ФБР, с помощью которого я наконец оформил все бумаги и заполучил место в четырехмоторном самолете. Необычайно учтивый офицер авиации предложил мне даже перелет через Россию – благодаря этому я мог бы принять участие в Параде Победы в Москве вместе с нашим посольством, – но я жаждал как можно скорее оказаться на Хондо.

Мы вылетели из Лондона двадцать второго августа в четыре часа ночи и еще в тот же день приземлились в Каире. В городе стояла жара, словно в адском котле со смолой. Послушавшись совета «специалистов», я летел в мундире, поскольку, как уверял меня мой американский приятель, меня сразу же определят в какой-нибудь лагерь для интернированных, если я буду в гражданском. Благодаря этому я не слишком отличался от товарищей по путешествию, которые ехали по служебным делам. После проверки моторов и скромного завтрака в аэропорту в четыре часа дня мы полетели дальше.