"Хрюкайте дальше..."
Шрифт:
"Интеллигенция издавна мечтала "истину царям с улыбкой говорить", то есть вполне мирно, корректно, в расчёте на ответную признательность, на то, что истина подействует, и уж никак не имея ввиду, что за это будут ссылать или усекать голову.
Державин, например, в результате своих административных стараний получил от Екатерины Великой должность кабинет-секретаря и со всем пылом принялся преподносить царице свои соображения о том, что есть правда и справедливость. Очень скоро Екатерина II постаралась избавиться от своего советника, удалив его в Сенат.
Радищева тоже удалила с его откровениями, но подальше. Попытки не прекращались,
Великому наставнику всех советских народов понадобилось истребить несколько миллионов умников, чтобы вывести у остальных эту дурную привычку. Ни говорить, ни писать больше не осмеливались, перешли на шёпот, пока совсем не замолчали, только аплодировали всё громче, кричали "ура", если что и произносили, то скорее в лагерях, чем на воле. О том, чтобы самому товарищу Сталину высказать что-либо поперёк, хотя бы наискосок, лишь в страшном сне могло присниться. Так товарищ Сталин остался без истины и должен был сам её добывать.
От Дмитрия Дмитриевича Шостаковича автор как-то узнал другое, рассказ об удивительном поступке замечательной пианистки Марии Юдиной. Однажды Сталин слушал по радио концерт Моцарта 23 в исполнении пианистки Юдиной. Концерт и исполнение понравилось. Радиокомитет немедленно изготовил для него звукозапись. Получив её, Сталин приказал послать Юдиной 20 тысяч рублей. Через несколько дней он получил от неё ответ: "Благодарю Вас за помощь. Я буду день и ночь молиться за Вас и просить Бога, чтобы он простил Вам Ваши тяжкие грехи перед народом и страной. Бог милостив, он простит. Деньги я пожертвую на ремонт церкви, в которую я хожу".
Шостакович назвал это письмо самоубийственным. И в самом деле, был немедленно подготовлен приказ об аресте Юдиной, но что-то удержало Сталина подписать его".
28.09.2015. Который раз убеждаюсь: когда по-настоящему хреново, писать ничего не будешь. В эти дни я и папа, и мама, и бабушка, и дедушка. Жена в отъезде, дочка попала в больницу, внучка - на зяте, внук-второклассник - на мне.
Сполна хлебнул того, что женщины (матери и жёны) тянут ежедневно и уже даже не жалуются. Причём, если с дошкольниками немного проще - увёл утром в детсад и до вечера можешь заниматься своими делами, то младшеклассники - это что-то особенное: в школу увези, из школы привези, покорми, на шахматы увези, с шахмат забери, снова покорми, а потом на весь вечер - уроки.
В первый день таких бдений мне реально стало дурно (там добавился ещё поход в театр на "мой" спектакль и посещение дочки-мамы в больнице). На другой день я почувствовал, что наступает адаптация, а на третий... у Никиты с утра приступ ларингита, он стал задыхаться, вызвал скорую и увёз его в больницу.
Сегодня его должны были выписать, но вчера вечером во всём отделении инфекционной больницы, куда его упекли, температура поднялась до 38... Не знаю, что и будет. Завтра возвращается жена (про Никиту ей не говорили, чтоб не расстраивалась) и должны выписать дочку.
28.09.2015. Вычитывал в эти дни в качестве "свежей головы" (хотя голова не была свежей) книгу "Двадцатый век Натальи Храмцовой". Снова наобщался с Натальей Сергеевной. Мне кажется, книга получилась интересной и полезной.
28.09.2015. Вечером досадная накладка: по "Культуре"
Спиваков сказал, что они вместе с Товстоноговым продолжили известную фразу Достоевского: "Красота спасёт мир". Продолжение такое: "Но кто-то должен спасать красоту".
29.09.2015. В СМИ обсуждают выступление Путина на Генассамблее ООН. Тут есть чем гордиться: трезвый политик с трезвой позицией. Россия явно возвращается в число мировых лидеров. А ведь совсем недавно, при Ельцине, о нас разве что ноги не вытирали.
Очень многое происходит у нас на памяти одного поколения. И не всегда мы вначале понимаем, что начались глобальные изменения. Распалась великая империя (СССР) - вначале не поняли. Общественный строй сменился, причём, в сторону регресса (капитализм после социализма) - тоже вначале не поняли. Великая страна на глазах превратилась в мировую попрошайку (жили на кредиты МВФ) - тоже не сразу осознали.
Сейчас Россия возрождает былое величие. По крайней мере, хотелось, чтоб это было так. Не устраивает то, что Россия остаётся по сути монархией. И народ по-прежнему в стороне.
1.10.2015. Сегодня ровно 35 лет я в Ульяновске. Считай, прошла здесь вся жизнь. Счёт 35:32 (число выпущенных книг). На будущий год, даст Бог, будет 36:36.
2.10.2015. В эти две недели, что жена была в отъезде, может быть, впервые так наглядно почувствовал, что она делает для меня в эти последние годы. Взяла на себя весь быт. Не жалуется не безденежье. В меру сил поддерживает меня морально. Я бы не смог так сосредоточиться и столько всего написать, если бы надо мной довлел быт. "Мелкие заботы убивают творчество" - эта фраза кого-то из великих вспоминается всё чаще.
Сказал сегодня Жене, что очень ей благодарен.
3.10.2015. Третий день болею, простыл. Ничего не работаю (так говорят производственники), только немного читаю. После передачи о драматурге Рощине прочёл его рассказ "Бунин в Ялте". Письмо изящное, воздушное и героев два: Бунин и Чехов.
Вчера перечитал рассказы Дины Рубиной, очень её люблю, хорошо она меня вчера подлечила.
Четыре дня назад подписал в печать книгу "Двадцатый век Натальи Храмцовой". Значительная получилась вещь: осмысление русским интеллигентом трагического ХХ века. И главная наша трагедия: народ истребили, а тот, что остался, - развратили.
Ещё я отказался от замысла написать о Льве Захарьине. Посмотрел его книгу "Что было, то было" и понял, что там всё есть: вся правда о войне и о нашей стране там высказана.
До меня наконец дошло, как это случилось. В 1999 году Лев Фёдорович несколько месяцев числился помощником мэра города по работе с ветеранами. У него был свой кабинет и пишущая машинка. Пользуясь тем, что поручений было немного, Лев Фёдорович за несколько месяцев "отстучал" всю свою жизнь.
Причём надежды опубликовать это у него не было никакой. Он явно писал в стол, для истории, для лучших времён. А рукопись, я думаю, он хотел передать на хранение в архив новейшей истории, где у него уже тогда был личный фонд.