Хуадад-Сьюрэс. Я читатель – я так вижу
Шрифт:
– Сколько ты хочешь? – спросил мин.
– Пятьдесят.
– А ты, случаем, не одурел, Рэрок?
Паук даже сел, из-за чего засохшая на плечах грязь потрескалась и пластами плюхнулась в ванну. Не то чтобы это были такие уж баснословные деньги, но, посыльный, для которого все кончилось плачевно, за поездку получил бы пять.
– Я не посыльный, Паук, – словно прочитав чужие мысли, сказал маланиец. – Я потрачу. Время, которое мог. Заниматься интересной работой. Ты мне не нравишься. Но твое дело. Ценно для нас. Поэтому я. Уступаю тебе себя.
«Уступаешь мне себя? Высокого же ты о себе мнения, сукин сын».
– Двадцать, Диро. Не нравится – проваливай.
Паук облизал резко пересохшие губы, не заметив горького привкуса «возвращающего молодость» средства. Он перегнул палку, а маланийцы очень болезненно относятся к оскорблениям и отвечают на них отнюдь не вербально.
То ли Борода не очень понял последнее предложение, то ли не захотел марать руки, а может, что было самым невероятным, смотрел на будущие перспективы, но наемник просто развернулся и пошел к выходу.
– Будь по-твоему! Акхар с тобой! Пятьдесят. Но вещь эта крайне хрупкая. Если на ней будет хоть трещинка, ты и медяка не получишь, понял?
Закрашенные черной татуировкой губы маланийца расплылись в усмешке. Он кивнул. Это приравнивалось к заключению договора с подписями и печатями.
– Пока ты не ушел, Диро, у меня к тебе вопрос. – Паук снова откинулся в ванной, погружая спину в горячее бурление. Подавив в себе желание блаженно застонать, мин начал говорить медленно, делая паузы между предложениями. Сейчас ему было особенно важно, чтобы наемник все понял правильно. – В Вавстравии два месяца назад в собственной спальне был зарезан землеправитель. Дэмин Эстиан-нэки си Шадэнвойд, герцог по-ихнему. Я не сомневался, что это работа вашего брата. Но когда мои люди пытались выяснить, кого именно, то либо не получали ответа, либо им говорили, что нужно обратиться к тебе. Так ты знаешь убийцу из Кайнреста? Мне было бы интересно поработать с парнем, который сумел такое провернуть.
Что-то изменилось в лице Бороды.
– Знаю. Но ты не станешь с ним работать.
– О-хо-хо! Ничего себе! – Паук невольно рассмеялся. – А ваш кодекс такое, вообще, позволяет?
Маланийские варвары погибали, но не предавали заказчика, никогда не врали о собственных заслугах, выставляя на всеобщее обозрение пояса из жил поверженных врагов, татуировки и иногда небольшие украшения из клыков и когтей, и, в отличие от любых других солдат, бандитов, наемников и убийц, легко могли признать, что не справятся с предлагаемой работой и посоветовать кого-то другого. Их культура была поистине удивительной, ведь в ней братское единство и способность умереть в бою за другого маланийца, даже не зная его имени, сочетались с перерезанием глотки лучшему другу за то, что тот наступил тебе на ногу.
Черная сталь врезалась в плитку за спиной берийца. Тот успел почувствовать, как что-то пронеслось рядом с головой, но движения огромного наемника, стоящего прямо перед ним, не заметил.
– Он не сделает такого, чего не смогу я, – прорычал маланиец удивительно целостным предложением.
Паук примял ладонью волосы, проверяя, не укоротились ли они.
– То есть ты смог бы незамеченным пробраться в хорошо охраняемый замок, бесшумно расправиться с десятком солдат и парочкой слуг, всегда готовой помахать мечом вавстравийской миньей, или как она там называется, и, мать его, чистокровным стием? А сделав все это, уйти совершенно незаметно? – язвительно уточнил бериец, вспылив из-за выходки наемника. Если бы Диро захотел его убить, он бы это сделал. Маланийцы не промахиваются. Нашел кого запугивать, дикарь!
Борода молчал. Владелец купальни знал, что
– Будучи младше – да, – наконец ответил Диро.
«Младше» шло в значении «мельче».
– Скажи мне, как его зовут. И я объявлю, что ищу его, – сказал Паук несколько устало.
Маланиец обошел ванну.
– Дэро. Мой первенец. – Борода выдернул оружие, глубоко врезавшееся в пол. Учитывая толщину плитки, берийский мин в который раз подивился силе трижды проклятого Богами народа.
Наемник продолжил:
– Он не тот. Кто тебе нужен. Какую бы работу ты. Ни предлагал.
– Это мне судить, так? – холодно спросил Паук. Лицо маланийца его поражало. Он впервые видел, чтобы Диро хмурился.
– Не тебе. На ваших землях за него пока еще решает мужчина. И своим бесчестьем мой сын очернил его. И меня.
– Просто передай Дэро, что я его ищу, когда встретишь, – попросил берийский аристократ, несколько потерявшись в чужих нравственных особенностях.
Борода пальцами стер пыль от расколотой плитки с лезвия. Характерные желтые глаза вперились в Паука с нездоровым блеском:
– Я передам. Что ты его ищешь. Если не убью его.
3
Джорри Ухарта никогда не думал, что сможет к кому-то или чему-то испытывать такую сильную злобу, как к этому Миридайскому лесу. Он нагляделся на самых разных птиц, научился отличать черную с длинным красным клювом по голосу, отметил появление одних деревьев и исчезновение других, придумал названия для этих деревьев, полночи отгонял худого отчаявшегося волка; набирая воду, навернулся в ручей; потыкал палкой свернувшегося ежа, мечтал стать невидимым, чтобы не привлечь внимание медведя; забыл, как назвал дерево, и дал ему новое название, сочинил пару похабных стихов, увидел черную птицу с длинным красным клювом, которая поет не так, как все; забыл, какие рифмы придумал, научился свистеть, разглядел, что у одних на красном клюве есть бугорок, а у других нет; изодрал и так расходящуюся по боковому шву рубашку в кустах ежевики, а Акхаров лес все не кончался.
Тропа, по которой он шел, также являлась отдельным поводом для негодования. Она была такой извилистой, что юноша постоянно задавался вопросом: «Ее прокладывали люди с настолько жестоким чувством юмора или же просто никогда не просыхающие?» Осилив очередной крутой поворот, молодой человек предался отдыху. Безуспешно подгрызая кусок сыра, свободной рукой он подкидывал счастливую монету Еремии – благо прошло достаточно времени, чтобы чувства перестали его терзать. Счет был двадцать восемь рун против тридцати двух профилей, когда играющий своими звуками лес сфальшивил топотом копыт.
Стенолаз вскочил и сдавленно охнул – ребра все еще напоминали о себе. Несмотря на мысленное обещание избегать лишних встреч, он медлил, ведь его последний прыжок в кусты окончился тесным знакомством с топью, чуть не стоившим ему жизни. Да и кроме куска сыра, которым можно было бы проломить кому-нибудь череп, у него ничего из еды не осталось.
Раньше, чем замешательство Джорри прошло, перед ним выросла гигантская вороная лошадь и едва не затоптала юношу, так и не сдвинувшегося с места. Высокий широкоплечий всадник что-то прорычал, осаживая животное, а потом обратился ко встреченному пешему с неприятной усмешкой: