Хуан Дьявол

Адамс Каридад Браво

– Нет… нет! Как могу я презирать, если ты… если откажешься от этой глупой и запоздалой несправедливой мести?

– Несправедливой? Неужели ты не понимаешь, что даже не нужно знать, чтобы узнать конец сражения? Кто теперь оторвал тебя от меня? Кто привез сюда, насмехаясь над моей любовью и достоинством? И как не посмеяться? Он прав, имеет полное право. И это право я могу вырвать, лишив его жизни. Смыть бесчестье кровью!

Оторвав от себя руки Моники, Ренато подбежал к окну, закрытому поперечными балками, затем подошел к испорченной двери, чтобы с жадностью шпионить за вероятным приходом Хуана.

Поскольку Моника была там, он думал, что тот не может быть далеко; но никто не появился перед его жадными глазами. Резко он повернулся к Монике и заметил:

– Я буду ждать Хуана сколько угодно! Он не может сильно задерживаться, чтобы не хотеть приблизиться к тебе.

– А когда ты осуществишь месть, если сможешь, то не приблизишься ко мне, не будешь говорить и смотреть на меня, Ренато. Думаешь, ты не сделал достаточно? Ты хочешь пролить кровь, чтобы силой разлучить нас?

– Не говори, будто ждешь мою любовь, Моника! Хитрость, чтобы властвовать надо мной… Не отрицай, ты говоришь это, чтобы заставить меня отказаться от мести, которая является залогом моего достоинства, от чего я не могу отказаться…

– Даже моей ценой? – бросила вызов отчаянная Моника.

– О чем ты говоришь, Моника? Ты дашь обещание? – спросил Ренато, дрожащий, бледный, с разгоревшейся мечтой в голубых глазах.

– Что могу я обещать? Неужели недостаточно, что кровь Хуана прольется до последнего следа на пути, который может сблизить нас?

– Это просто угроза, Моника, больно, что она исходит с твоих губ, видя, что я сразу вздрагиваю, чувствуя малейшую надежду любви. Да, да, Моника, только твоей ценой, я мог бы…

– Я не хочу говорить о том, что ты воображаешь. Еще хочу сказать, что ты не убьешь Хуана, не убив сначала меня.

– Не говори этого, не защищай его так; слушая, как ты его любишь, я схожу с ума. Нет, нет, сильнее, чем когда-либо я могу теперь кричать: ты никогда не будешь принадлежать ему, я не отдам тебя в руки Хуана, буду драться, как зверь, и пусть этот ублюдок придет, если хочет…

– Не кричи… не говори так!

– Только так ты можешь этого избежать; ты знаешь, какой ценой, и могу поклясться, что я предпочел бы, чтобы ты просила меня до последней капли моей крови. Но если ты не пообещаешь, не поклянешься…

– Я не могу ничего обещать. Я еще жена Хуана!

– Поклянись, что будешь хранить себя, как сейчас; поклянись, что будешь ждать в монастыре постановления папства, когда к тебе вернется свобода; поклянись, что когда станешь свободна, то позволишь быть с тобой, и возместить силой любви и нежности весь ужас, несмотря на то, что ты не простишь мне. Поклянись, Моника…

– Только одно обещаю, и это равно клятве, Ренато, что буду хранить себя, как сейчас. И это не будет стоить большого труда. У тебя есть мое обещание. Уходи же. Выйди с другой стороны!

Она тревожно подталкивала его, заставила выйти, наклонив голову, чтобы пройти под помостами. Затем подбежала и распахнула настежь дверь, позвав:

– Колибри… Колибри…!

– Уже идет капитан, хозяйка! – сообщил Колибри, приближаясь к Монике. – Вы хотите, чтобы я…?

– Хочу, чтобы ты молчал. Обо всем, что видел и слышал, не повторяй ни слова. Это для блага Хуана, Колибри, для его же блага.

– Я знаю,

моя хозяйка. Ради его блага я сделаю все, что скажете. Но если капитан спросит…

– Буду отвечать я, когда он спросит. Выйди с другой стороны, Колибри, посмотри, далеко ли сеньор Ренато и дай знать, но только когда я попрошу. Иди!

Она подтолкнула его, чтобы он ушел. Хуан был уже у порога перед главной дверью, и молча смотрел на нее долгим и загадочным взглядом.

– Двойной сюрприз, Моника. Твой визит, такой же неожиданный, как и визит Ренато. Но где же он? Сегундо сказал, что он вызвал меня на дуэль, что вошел, сорвал дверь, угрожал и оскорблял…

– Тем не менее, он не захотел ждать. Боюсь, Сегундо преувеличил историю, – отвергла Моника естественно и мягко. – Он ушел, как и пришел, получив нужное удовлетворение. Он оскорблен, Хуан. Ему рассказали все. Не скрыли ни одной постыдной и болезненной детали.

– Меня тоже не избавили от подробностей: я их видел, трогал, но это же не считается.

– Он не может сравнить. Ты страдал от любви, а у него страдает достоинство. Твоя рана – разрушение иллюзий; его рана – оскорбление. Твое горе могло вызвать у тебя слезы; а у него… жажду крови. Но не прольется эта кровь, пока я жива, Хуан! Хватит с Айме!

– Действительно, хватит. Он подтолкнул ее к смерти, правда?

– О, нет, нет… нет! Это был несчастный случай. Сам отец Вивье сказал. Они упорно стремятся его запятнать, обвинить. Он ничего не знал об Айме. Это была Ана, глупая сообщница моей бедной сестры. Он столкнулся с ней в доме, где искал тебя и заставил говорить. Могу представить, что он услышал из ее уст. Понимаю, что Ренато обезумел…

– Ты всегда понимаешь Ренато. Всем его делам всегда находишь оправдание. Но не беспокойся, я не собираюсь судить его действия, оскорблять твои личные чувства и нежность к нему. Для тебя он не человек, а идол, полубог, а боги имеют права на все, не так ли?

Горько сжала губы Моника, не ответив Хуану. Каким чужим и далеким казался он сейчас, как было холодно его сердце, какими несправедливыми слова! Но ужасная битва была выиграна. Она могла вздохнуть, успокоиться. Ренато был далеко. Он ушел, унося в душе тщетную надежду и обещание, которое внезапно показалось ей смешным капризом. Защищаться, беречься, но от кого? Глаза Хуана пробежали по ней, словно скользнули. Неподвижный посреди беспорядочной залы, он, казалось, ждал, что она попрощается, что уйдет побыстрее, как самозванка в его жизни и доме. Скрывая унижение и боль, Моника решила уйти и объяснила:

– Меня привезла нанятая повозка, которой я велела ждать. Она, должно быть, рядом…

– Ее заставили давно уехать, незадолго до того, как кабальеро Д`Отремон удалось чудесным образом вооружить силы солдат. Полагаю, он еще раз извлек пользу из своего богатства и звания…

– О чем ты говоришь? Не понимаю.

– Сожалею, Моника, но не думаю, что сможешь уйти.

– Этого не хочешь ты?

– Не я, законы, которые защищают так называемого владельца земель, которые нас окружают: деревня, дорога, пляж – все принадлежит ему, и все это закрыто для нас. Мы в ловушке. Сожалею, Моника, но дом еще не жилой. Снова ты будешь платить дань, которую не должна, из-за того, что ты жена Хуана Дьявола.