Худеющий
Шрифт:
— Тебе стоило бы его увидеть, — мрачно сказал Билли. — То была не соломинка, а куча бревен.
— Записки он не оставил, так что мы ничего не узнаем, верно?
— Боже мой! — Билли тяжело вздохнул и провел пятерней по волосам. — Господи милостивый!
— И причины самоубийства Хопли нам тоже неведомы. Так?
— Мне они ведомы, — ответил Билли. — Вполне известны.
— А мне вот кажется: все дело в том, что твой разум, Билли, сыграл над тобой злую шутку. Комплекс вины. Ты… ты зациклился на этих цыганских проклятьях, и когда пошел к Хопли в тот вечер,
— Нет.
— Уверен? Хейди говорит, что ты там основательно посиживал.
— Если так, твоя жена меня бы там непременно видела, — ответил Билли. — Ты так не находишь?
Последовала затянувшаяся пауза. Потом Хаустон сказал бесстрастно:
— Это удар ниже пояса, Билли. Но именно такого ответа я и ожидал от человека, пребывающего в сильном психическом напряжении.
— Сильное психическое напряжение. Психическая анорексия. У вас, врачей, всему найдется название. Но повидал бы ты его. Ты бы… — Билли смолк, подумав о прыщах и опухолях на щеках Данкена Хопли, вспомнил сочащуюся жидкость, нос, утонувший в наростах.
— Билли, неужели ты сам не понимаешь, что просто пытаешься найти логическое объяснение тому, что произошло и происходит с тобой? Тут и явный комплекс вины из-за старой цыганки, и…
— Проклятье исчезло, когда он застрелился, — услышал Билли свой голос. — Может быть, потому он и перестал выглядеть так ужасающе. Как в кинофильмах про оборотней, Майкл. Когда оборотня в итоге убивают, он снова превращается в человека.
На место растерянности пришло возбуждение. Халлек начал обдумывать новую идею, быстро прикидывая возможности и вероятности.
Куда девается проклятье, когда проклятый от него избавляется? Только умирающий с последним дыханием может это сказать. Когда его душа отлетает прочь. Прочь, прочь. И есть ли способ изгнать эту напасть?
Россингтон — прежде всего. Россингтон в Мэйо, отчаянно цепляющийся за идею, что у него рак кожи, поскольку альтернатива — куда страшнее. Когда Россингтон умрет, вернется ли его нормальный вид?
Он вдруг обратил внимание на молчание Хаустона и на смутные звуки в трубке — неприятные и знакомые… Всхлипывания. Хейди плакала?
— Почему она плачет? — спросил Билли.
— Билли…
— Дай-ка мне ее!
— Билли! Да ты к себе прислушайся!
— К черту! Дай мне ее!
— Нет. Пока ты в таком состоянии, не дам.
— Почему, ты, нахалка поганая?!
— Прекрати, Билли!
Хаустон настолько громко заорал, что Билли отодвинул трубку от уха. Когда приложил ее обратно к уху, всхлипывания умолкли.
— А теперь послушай! — сказал Хаустон. — Таких вещей, как оборотни, не бывает. Не бывает цыганских проклятий. Я даже сейчас дураком себя ощущаю, говоря тебе такие элементарные вещи.
— Слушай, неужели не видишь, что это все же часть проблемы? — тихо спросил Билли. — Неужели не понимаешь, что эти люди умели уходить безнаказанными
— Билли, если на тебе лежит проклятье, то оно исходит из твоего подсознания. Поверь. Старый цыган не мог наложить проклятья. Но твой собственный разум под маской старого цыгана — может.
— Я, Хопли, Россингтон, — сказал Халлек тупо. — Все сразу. Нет уж, это ты слепой, Майкл. Вот так-то.
— Да брось ты! Тут всего лишь совпадение. Ну сколько можно блуждать вокруг тутового куста? Вернись к Глассману. Пусть они тебе помогут. Хватит сводить с ума собственную супругу.
В какой-то момент он даже заколебался. Уж очень здраво и разумно звучали доводы Хаустона. Они успокаивали.
А потом вспомнил Хопли, поворачивающего тензорную лампу, жестоко осветившую его лицо. Вспомнил слова Хопли: «Я буду убивать его долго… деталей тебе говорить не стану…»
— Нет, — сказал он. — У Глассмана мне ничем помочь не могут, Майкл.
Хаустон тяжело вздохнул.
— Тогда кто же? Старый цыган?
— Возможно, — сказал Халлек. — Если удастся его найти. Не исключено. Кроме того, у меня есть знакомый, который может помочь. Он прагматик вроде тебя.
Джинелли. Имя всплыло в памяти в то время, как он говорил по телефону.
— Но в основном я намерен полагаться на себя.
— Именно об этом я тебе и говорю!
— Правда? А у меня сложилось впечатление, что ты посоветовал мне вернуться в клинику Глассмана.
Хаустон снова вздохнул.
— Мне кажется, твои мозги тоже начали терять вес. Ты хоть подумал, что ты устраиваешь своей жене и дочке? Хоть раз подумал об этом?
«А тебе Хейди сказала, что она делала, когда произошел наезд?» — чуть не выпалил Билли. — «Не сказала еще, Майкл? Нет? А ты спроси ее…»
— Билли?
— Мы с Хейди потолкуем об этом, — тихо ответил он.
— Неужели ты?..
— Я думаю, Майкл, что ты прав по-крайней мере в одном.
— Да? О, как мне повезло! И в чем же я оказался прав?
— В том, что хватит ходить вокруг да около, — сказал Билли и положил трубку.
Но потолковать им не удалось.
Пару раз Билли попытался завести разговор, однако Хейди только качала головой. Лицо ее было бледным, непроницаемым, глаза смотрели на него обвиняюще. Только раз она отреагировала.
Это произошло через три дня после телефонного разговора с Хаустоном, когда Хейди всхлипывала в его кабинете. Они заканчивали ужин. Халлек прикончил внушительный набор лесоруба: три гамбургера с гарниром, четыре початка молодой кукурузы с маслом, полпинты бульона, персиковый пирог со сладкой подливой. Надо сказать, аппетит у него стал слабый, но он с тревогою обнаружил, что быстрее теряет вес, если не ест. Когда перед тем Хейди вернулась от Хаустона с опухшими от слез глазами, Билли был так расстроен, что не стал ни обедать, ни ужинать, а когда на следующее утро встал на весы, увидел на шкале цифру 167. Ему стало тошно. Пять фунтов за один день! О, Боже! С тех пор и не пропускал еды в положенное время.