Худой мир
Шрифт:
А потом сознание её покинуло.
Пленного и Марину — обоих без сознания — повалили на телегу. Двое солдат уселись спереди. Тот, что слева, махнул на прощание рукой Диане. Та помахала в ответ электрошокером и довольная уковыляла прочь. Второй тихонько стегнул лошадь и скомандовал.
— Нно, родимая.
Лошадь послушно поцокала по дороге, таща за собой телегу. Возница жевал папиросу, не закуривая, а его сосед скучающе глядел на пленников,
— Слышь, ты понял почему двое — то вдруг? — обратился он к вознице.
— Не нашего ума дело, — ответил тот, — Наташа нынче у Дэна на посылках, а Дэну виднее.
— Просто новожиловцев типа вроде как не велено трогать.
— Значит, теперь велено. Тем более она не новожиловка. Пришлая. Значит, шпион.
Сосед — дозорный вдруг напрягся. Над ними с громким уханьем пронеслась крылатая тень, пронеслась и скрылась в чаще. Лошадь испуганно заржала, и попыталась было развернуться на месте, но возница прикрикнул на нее и легонько стеганул поводьями.
— Сова что ли. Слыш, а она не очнется? — засомневался он вдруг, показывая на Марину, — наручники может надо было?
— А у тебя что, лишние есть? — спросил возница, — Чего ты на нее засмотрелся, понравилась что ли?
— Иди ты… — брезгливо ответил второй, — Чёрт — те что в ней понапихано небось. Давно пора всех их в расход. И вот эту тварь в первую очередь, — он вдруг ткнул пальцем в лошадь. Та испуганно прижала уши и зарысила усерднее прежнего, — Она же для Вепря как маяк небось светится.
— Я тогда тебя запрягу, — огрызнулся возница, — Сиди уже тихо, а.
«Красивые огоньки», — подумала Марина, открыв глаза, — «Прямо новогодняя гирлянда».
Всего лишь мигали индикаторы на магнитных наручниках. Один из них загорелся и переливчато запищал как только она пришла в себя.
— Свет, — скомандовал чей — то скрипучий и чуть приглушенный голос. И тут же стало белесо — ярко, так, что Марине пришлось на время снова зажмурить глаза. Ей захотелось спросить, что, собственно, происходит, но она не смогла. Губы её не слушались.
Постепенно привыкнув к свету, она увидела, что сидит, скованная, у стены большой, белой и светлой комнаты. Пол и часть стены были покрыты кафелем, лампы дневного света привычно зудели. Чем — то походило на больничную палату. Или на операционную — вот и столик с хирургическими инструментами. Только в больницах пациентов обычно не приковывают к стульям, как это сделали с Тимуром. Он сидел у противоположной стены и нервно елозил ногами, щурясь и смигивая — некоторые лампы били светом прямо в него.
В углу возился еще один человек. Был он невысок и сутул, одет в костюм химзащиты. Когда он повернулся к Марине, она увидела респиратор, скрывавший половину лица, морщинистый лоб, седые волосы и проницательные серые глаза.
— Я отключил вам речь, — пояснил он, — Чтобы вы мне не мешали. Еще я установил вам программу «Анестезия», вы можете включить ее самостоятельно. Вам тоже, молодой
Тимур поднял голову и непонимающе уставился на него, умоляюще — преданно. Только старик на него уже не смотрел. Он скомандовал громко и четко:
— Запись.
И приблизился к столику с инструментами.
— Итак, начнем, — повел он рассказ, — Запись ведет Кирилл Николаев. Сегодня у нас двое испытуемых и измененная формула состава. Олег Геннадьевич, я подумал над вашими советами и нашел их дельными. Мне нравится идея выполнить состав в виде геля, но сегодняшнее испытание пройдет с жидким вариантом.
Марина вдруг догадалась, что происходит. Профессор читает лекцию студентам и показывает интересный опыт. Это урок. Почему — то это показалось Марине забавным. «Учеником в школе я была, учителем тоже. А вот учебным материалом, пожалуй, впервые».
Он набрал в шприц прозрачной жидкости из флакона и подошел к связанному Тимуру и встал так, чтобы не загораживать обзор камеры. Юноша смотрел беспомощно и обреченно и, казалось, что — то силился шептать, только губы не двигались.
Кирилл коснулся иглой кожи на его ладони, и Тимур дернулся.
— Спокойно, — проскрипел Кирилл, — Я же вижу, что вы включили «Анестезию», вам не больно. Вот так.
Он чуть надавил иглой на кожу, не пронзая ее, нажал на шприц и тут же убрал. Жидкость, попав на кожу, почти мгновенно вспенилась, зашипела и, будто собравшись с силами, начала пожирать. В ладони показалась кривая дыра размером с монету, края ее были обуглены, обожжены. Куски металлической плоти отслаивались и падали на пол, превращаясь в бесформленные угольки.
Тимур смотрел с каким — то отстраненным, беспомощным интересом. Ему не было больно, поэтому он отказывался верить, что это его рука сейчас превращается в бесполезную культю. Кирилл же на него даже не смотрел — так, мельком, бросил взгляд и кивнул, мол, так и было задумано. Сейчас он смотрел на иглу — вернее, то, что от нее осталось.
— Обратите внимание, — обратился он к камере, — Как быстро пошло распространение. Структура состава такова, что он инициирует синтез с небольшой задержкой. Сначала состав обволакивает как можно большее число микромашин, потом инициируется синтез, а потом, — он указал шприцем на обугленную руку, — благодаря микромашинам состав трансформируется в сильную кислоту и разъедает металл.
Марине казалось, что она смотрит какой — то плохой фильм. Из тех второсортных ужастиков, где актеры даже не стараются играть, изобразить страх, ужас, боль. Казалось, это какой — то трюк, фокус, иллюзия. Сейчас Кирилл взмахнет рукой — и раны затянутся.
Кирилл взмахнул рукой — и оголил собственное запястье, покрытое мелкими седыми волосками.
— В то же время, — сказал он на камеру, — для человеческой плоти состав безвреден.
Он надавил на шприц и выдавил остатки содержимого себе на руку. Не причинив ни малейшего вреда, жидкость стекла по коже и пробарабанила по полу.