Худой мир
Шрифт:
— Тут вы ответа не найдете, — покачал он головой, — Я уже искал.
Марина посмотрела на него с интересом.
— А вы знаете, что я ищу?
Он пожал плечами.
— Все мы об этом думали. Кто — то меньше, кто — то больше. Когда мы только начали заделывать главный вход, мы эту ракету часто видели. Заходили, бродили вокруг нее, светили фонарями. Только там не фонари нужны были.
— А что же?
— Что — то, чем можно было бы пробить пусковой контейнер. А потом и корпус ракеты.
— И что, тогда она не полетит?
Генин папа улыбнулся.
— Знаете, как там все устроено?
— Звучит как — то не очень, — Марина закусила губу, — Ядерного взрыва нам только не хватало.
— Вот это и нас смущало, — вздохнул Белокурый — старший, — В теории, конечно, рвануть не должно. Военные же не совсем дураки. Если какая ошибка или диверсия, ядерного взрыва быть не должно. Но кто может поручиться? Я вот не могу… А даже если бы и смог — нечем у нас дырявить ракету.
Марина подумала с минуту и спросила.
— А эти… запалы. Нельзя сделать так, чтобы они топливо не подпалили?
— Сомневаюсь. Надо же знать где они точно находятся. Слишком ювелирная работа. А у нас даже для грубой инструмента не нашлось.
— Так что… способа нет?
— Похоже на то, — вздохнул Генин папа, — Я, собственно, чего хотел — то. Поблагодарить хотел. И еще предупредить. Мне — то совершенно все равно, чья вы дочка. Сыновья за отцов не отвечают. Но, боюсь, есть у нас такие, для кого наследственность — это клеймо. Слухи уже пошли по Новожилову. Просто имейте ввиду.
— Спасибо, — только и нашла что сказать Марина. Отец Гены махнул рукой и поднялся во весь свой гигантский рост.
— Да бросьте. Если что, я чем смогу помогу. Мы с Геной и Мариной — тезка ваша, кстати — живем тут недалеко, у водокачки, — он махнул куда — то в сторону.
И ушел.
А она осталась. Понуро глядя на листы бумаги, наполненные знаниями. Только не теми, что ей нужны. Она пыталась придумать, что делать дальше. Что будет, если она поступит так или иначе. И все как — то не сходилось, не вырисовывалось. Она чувствовала, что мысли ее блуждают по петле, по замкнутому контуру. Она помотала головой, начала с чистого листа, но получила все тот же узор.
Ее вывел из ступора странный шум из кабинета литературы. Все того же, с разбитым окном, с кистями, фломастерами и карандашами. Она выглянула в коридор, осторожно подошла к двери и заглянула. Солдат из Дэновской гвардии деловито шарился в ее рисовальных принадлежностях. Марина кашлянула и солдат, пойманный на месте преступления, испуганно обернулся.
— Опа, — обронил он, и попытался взять себя в руки, — Я думал, вас тут не будет.
— Это обыск что ли? — осведомилась Марина.
— Что? Да не, какой обыск. Мне просто задание дали для завтрашних занятий, — он неловко усмехнулся, — А я в рисовательных делах не мастер. Вот и хотел у вас что — нибудь одолжить в классе.
— Чего? — не поняла Марина, — Что за занятия?
— Гражданская самооборона, — отчеканил солдат, — Надо научить ребят стрелять, если вдруг чего… Ну, понимаете…. Я не вас, конечно, имею ввиду. И надо нарисовать ростовую
Марина вздохнула. «Гражданская самооборона, да?».
— Возьми там маркеры в ящике. В нижнем, — уточнила она, когда солдат начал бестолково рыться не в том ящике, пороняв цветные мелки на пол. Мгновение спустя он уже прошелся по этим мелкам, растоптав их сапогами в пыль, чем разозлил Марину еще больше.
— А вообще, давай я сама тебе ее нарисую, — внутренне злорадствуя, предложила она, — скажи только куда поставить.
Солдат просиял.
— Правда поможете? Я в этих делах совсем не того.
— Конечно, помогу, — ответила Марина. «Я им тебя нарисую, чтоб не повадно было», — мстительно добавила она про себя.
Солдат, раскланявшись, наконец ушел, небрежно бросив напоследок:
— Только постарайтесь сегодня. Завтра утром Дэн уходит, и к его уходу все должно быть готово.
Марина покивала, улыбаясь, решив вообще ничего не делать. Пусть получает свою взбучку. Потом она подошла к столу и принялась наводить порядок. Разложила обратно по коробочкам кисти, фломастеры и карандаши, собрала цветную пыль с пола. Села на стул и снова оказалась наедине со своими мыслями.
«Если отец запустит ракету, погибнут тысячи, если не миллионы. Что на том берегу, что на этом. Будет ответный залп. А даже если и нет — от этого как — то не легче. Если ее не запустят… То Денис будет оборонять ее вечно. Когда внешний враг отступит, он выберет внутреннего. Когда дети вырастут, они тоже встанут в строй. Как там говорил Кирилл — новый строй? Они будут решать, кто где ест, кто где спит, чему дозволено учить детей и кому дозволено детей заводить, а кому…»
Ее губы задрожали и на глаза навернулись слезы. Она отодвинула подальше детские рисунки — новогодние елки с подарками — чтобы не запачкать случайно. И перед глазами у нее оказался пустой, чистый, белый лист. А на окне стоял все тот же понурый цветок.
Она побарабанила пальцами по столу. Вытерла слезы рукавом, заставила себя успокоиться. Потом повернула ладонь к себе и несколько раз сжала и разжала пальцы. Сначала все вместе, потом по очереди.
— Нет, — сказала она своей руке, — ты у меня будешь делать то, что мне нужно, — пообещала она и взялась за карандаш.
В кабинете труда на первом этаже горел свет. С улицы можно было заметить рыжую шевелюру Дениса, который ходил от верстака к верстаку и сверялся с написанными от руки инструкциями и чертежами. Пятеро солдат и трое жителей Новожилово в масках — респираторах начиняли обычные свинцовые пули концентрированной смертью.
Денис подошел к верстаку у двери, где работал Олег, и одобрительно кивнул.
— Молодца, почти закончил, — похвалил он, — Народ, подойдите посмотрите как должно получиться в итоге.
— Как думаешь, придет? — спросил он негромко у Олега, пока тот разминал затекшую спину. Тот отрицательно помотал головой.
— Не разбираешься ты в людях, — покачал головой Денис, — Придет.
— У нее не получится, — возразил Олег, — Вепрь ее заподозрит сразу и жалеть точно не будет. Ты ее убьешь так.