Художница
Шрифт:
А вот дома он был самым тихим, самым покладистым мужем на свете. Свою жену Оливию боготворил, готов был носит на руках и бесконечно восхищаться ее стряпней. Кстати, вполне обосновано.
Образцовая, зажиточная семья Северо-Западного Арканзаса, вот только Бог не подарил им детей. Уж сколько Оливия ни молилась в церкви, сколько ни благословлял ее пастор, все без толку. Они даже во Флориду ездили, к чудотворцу из Церкви Четвертого Божественного Собрания, но и такое радикальное средство не помогло. Радикальное, так как чудотворец был чернокожим.
Нет, что вы! Оливия и Джеймс вовсе не расисты, как можно! Просто в Северо-Западном
Джентри во многом примечательное место. Расположенный всего в часе езды от Фейетвилля, культурной столицы Арканзаса, на самой границе штата, он вобрал в себя все черты провинциального городка. На три тысячи человек населения девять церквей разной конфессии, включая масонскую ложу, одна школа регионального значения, три супермаркета.
Проучившись десять лет в школе я так и не встретила никого с цветом кожи темнее капучино. Тремя индейцами-навахо школа гордилась как неким национальным достоянием, а двоих пуэрториканцев в третьем поколении постоянно просили спеть по-испански, хотя они, как и все прочие, учили язык на факультативе. Единственный мексиканец, так вообще, был секс-символом школы. Ну, конечно, он же выделялся из бесконечной череды белокожих, высоких блондинов с голубыми или зелеными глазами!
Выделялась и я. Нет, не тем, что была удочеренной. В столь верующем, именно верующем, а не фанатично-религиозном городе, приемные дети были чуть ли не в каждой семье. Тем более, что многие мужчины отслужили на флоте или в авиации, так им привили чувство долга не только перед страной, но и перед теми, кто не мог сам себя защитить.
Нет, проблема была не в этом. И не во внешности. Да, с моими черными как смоль волосами, белой кожей и почти синими глазами я не походила на девчонок-черлидерш с золотыми или рыжими локонами, но в этом было мое преимущество. Помните про парня-мексиканца? Вот и в меня вечно все влюблялись. Ненадолго.
Все дело в моем характере. Уж не знаю от кого я его унаследовала, своих настоящих родителей я никогда не видела, в детский дом меня отдали еще в младенчестве, но видимо от них, ибо других объяснений не было. В детстве мои странности были не столь заметны, ну подумаешь чуть более замкнутый ребенок, зато послушный и не создает проблем. Но стоило перейти в среднюю школу, как я стала ботаном среди ботанов. А уж в старших классах…
Чем любят заниматься подростки в таких городах как Джентри? Все просто — если ты из популярных — черлидерша или футболист, то рвешь на машине до Фейетвилля и там отрываешься в молле. А потом, если ты достаточно отвязный, тебя пригласят в чей-то пустующий дом и накачают дешевым пивом. Если ты из обычных ребят, то придется ограничится окрестностями, ну или тем же моллом в Фейетвилле. Ботаны, впрочем, то же там ошиваются. Выбор развлечений невелик.
Чем был занят мой досуг? Как ни странно, то же Фейетвиллем, вот только не моллом, а Университетской Библиотекой. Ботаны рубятся в автоматы в молле, а я зависаю среди пыльных книг… Кем меня это делало? Ага, сверхботаном. Ботаном в квадрате. Нет, в кубе.
Неудивительно, что в средней школе я перескочила через класс, а старшую школу закончила через два года. Могла бы и через год, но директор попросил иметь совесть и не выставлять одноклассников совсем уж дебилами. Кстати, никогда их таковыми не считала. Просто у нас были разные интересы.
И
Они были вполне довольны своей жизнью в Джентри: танцами в школьном спортивном зале, ненапряжной учебой, стабильной карьерой на местных предприятиях и хозяйствах. Да, в Джентри не было бедных людей. В принципе. Как не было и супербогатых. Были обычные и зажиточные. Как мои приемные родители — несколько сот голов крупного рогатого скота, с десяток лошадей, свиньи, куры, утки и прочая живность. Выходя утром на крыльцо нашего большого белого дома, можно было долго вглядываться вдаль, но так и не увидеть границ владений, скрытых в легкой дымке.
Казалось бы, живи и радуйся! Однако, мне вечно чего-то не хватало. Словно противный червячок шевелился внутри, проедая себе путь наружу. Мне было невыносимо скучно. Скучно со сверстниками. Скучно на ранчо. Скучно в школе. И только книги могли развеять этот ненавистный серый туман.
В книгах были приключения! Герои боролись с обстоятельствами, с врагами, порой с собой, но побеждали, становились лучше, сильнее. Росли. Даже когда проигрывали. Ведь неудача всегда временна, после ночи всегда приходит рассвет. В Джентри никаких приключений не предвиделось, а мне хотелось увидеть мир, побывать во всех этих чудесных странах, описанных в книгах, полететь в космос, черт возьми!
Поэтому еще в средней школе я поняла, что должна поступить в колледж, да не в абы какой, а в такой, который даст мне возможность реализовать себя. АСТ я сдала с блеском с первой попытки, разослала результаты по нескольким университетам, и получила много положительных ответов.
Вот тогда я впервые услышала это «Кимберли Меланья Вуд». Мама Оливия была категорически против моего отъезда дальше Фейетвилля.
— Лучший колледж Арканзаса! — возмущалась она.
Да кто бы спорил! Вот только при чем тут «лучший колледж Арканзаса»? Как он поможет мне завоевать мир?
Бои были долгие, упорные. Слезы лились с обеих сторон. Пастор со мной долго беседовал. Его жена беседовала. Директор уговаривал. Хотя я совершенно не поняла зачем ему это было нужно? А вот Джей-джей молчал. И в этом я увидела свой шанс.
Выловила его ранним утром, когда он попивал свой кофе на крыльце, сидя в любимом кресле-качалке. Скрипучем и массивном. Почти как он сам.
— Пап, пожалуйста…
Других слов я найти не смогла, несмотря на все прочитанные книги, не смогла составить из своих чувств и чаяний связные фразы, но каким-то образом он меня понял. Единственный из всех.
И отпустил.
Мама Оливия держалась за сердце всю дорогу до аэропорта, чуть не сорвала вылет, устроив внеплановый технический осмотр самолета — «они постоянно сыплются с небес, как спелые груши!». Аргумент железный, но персонал аэропорта смог отбиться. С трудом, но смог. А вот я уже решила, что придется лететь с мамой Оливией в обнимку, разжимать руки она не хотела, обнимая так же крепко, как я любимого плюшевого мишку в самые темные ночи.
Помог опять Джей-джей. Что-то прошептал на ушко, мягко погладил по спине, поцеловал в щеку, и Оливия отступила. Как-то сразу сдулась, став меньше, мгновенно осунулась и посерела. И во второй раз я почти отказалась от идеи сбегать на другой край континента, но тяжелый взгляд отца напомнил мне, что у матушки есть опора, а я должна бороться за свое будущее, даже если в качестве врага выступает любовь матери.