Художник механических дел
Шрифт:
Работных людей вполовину менее против прежнего потребно будет, а переделывать суда на машинные не столь уж дорого.
Купцы на те речи Кулибина хмурятся. Нет расчету. Бурлаков менее будет приходить в города, а они перед путиной и после расчета осеннего — почитай, главные Покупатели в лавках приволжских городов. Мелкий торг в запустение придет. А с мелкого торга большой капитал собирается. Нет, не с руки.
И хозяева судов пользы для себя не видят. Старые расшивы еще крепки, годы прослужат. Расчету нет их ломать. Артели бурлацкие нынче не дорожатся — одна запросит побольше, другие ей цену собьют. Нет, не с руки новые
Ходит Иван Петрович по нижегородским улицам, не опираясь на палку. Нельзя стареть. Дел еще много. И заботы нынче такие, что приказным более под стать, разговорных дел мастерам, нежели механическому художнику.
Боятся уходить от старины нижегородские купцы. И дома их как были — строением мерзки, с дедовской мебелью, на стене часы с кукушкой, что полвека назад Иван Петрович им чинил. И мысли дедовские, медленные. И торг ведут по старинке. Пользы своей не видят. Может, казна увидит?
Грузов казенных проходит по Волге в год десять миллионов пудов. На тысячу пудов — четыре бурлака. На расшиву в двадцать тысяч пудов — артель в восемьдесят бурлаков. А на судно машинное потребуется лишь сорок работников. За вычетом расходов на содержание машинного судна пользы казне от сокращения числа работников полмиллиона рублей в год. Большие деньги!
Купил Кулибин расшиву, ходившую с грузом соли, и строил к ней машину своим иждивением.
Жизнь налаживалась. Даром что седьмой десяток на исходе — привел Иван Петрович в дом жену, Марию Ивановну. Из бедной семьи взял. Трудно ему было с хозяйством управляться, не тем мысли заняты, досуга нет на мелкие дела, да и неприютно жить одинокому.
Был он еще статен, дюж, глаза от работы молодели. Только по седой бороде да больным ногам — старик.
Веселее стало в дом возвращаться с верфи, с хождения по нужным людям. В спальной горенке малая дочка попискивает, на столе вкусный обед.
Долго светится по ночам окно кабинетика. Иван Петрович работает. Судно судном, это дело важное, но в большом счете может быть и не главное.
Давняя мечта есть, опыты тайные, ночные, при окнах, занавешенных наглухо,— только в малую щелку свет наружу пробивается.
Три десятилетия как опыты начаты. И кажется — близок конец, достижение, трудам всей жизни венчание.
ОПЫТЫ ТАЙНЫЕ И ОПЫТЫ ЯВНЫЕ
Кулибин снимает холщовый чехол с секретной машины. Под чехлом — деревянное колесо. Изнутри к колесу подвешены грузы разного веса.
Колесо должно само себя крутить. Надобно только грузы так подобрать, так разместить, чтобы колесо завертелось. И выгоды проистекут неисчислимые.
Колесо без лошадей, без людей, без всякой тяги — единственно своею силою — способно будет возить тяжести хоть по ровному месту, хоть в крутую гору. К судну приделанное — поведет оно судно вверх по течению. На месте поставленное — будет колесо мельничные жернова крутить, воду поднимать, да и всякую другую работу выполнит. Минет надобность в конях, в ветре, в колесах водяных.
Великий подвиг! И близко как будто свершение, а все что-то не так получается. Колесо пока недвижно. Потребно терпение.
Все хитрее размещает Кулибин грузы, все хитрее придумывает устройства, чтобы те грузы сдвинули колесо и навечно его завертели.
Давно уж хранит Иван Петрович в секрете сей важный опыт. Сперва, в Петербурге, тайны
Что смотреть па усмешки!
Разве не ждали многие обрушения модели моста? Разве предвидели ученые мужи, что свет единой свечи может в тысячу раз быть усилен, как в зеркальном фонаре, воспетом Державиным.
А великие открытия прежних веков! Кто почел бы возможной силу огнестрельного пороха прежде его изготовления? За невозможное были сочтены и опыты летания по воздуху. Однако в Монгольфьеровых шарах ныне поднимаются воздушные путешественники, и стало то привычным.
Подобно сему неверие в самодвижимую машину есть лишь неверие в силу разума. И только.
Тогда опыты стали тайными, ночными, чтобы не умерялось душевное горение недобрыми словами да глупым смехом.
Однако грузы и до сей поры не ложились как надо, и колесо оставалось недвижимым.
Меж тем расшива с большими колесами у бортов и тяжелым валом поперек судна достраивалась.
И был явлен опыт.
Сентября 23 дня 1804 года губернатор господин Руновский в сопровождении правителя канцелярии, многих нижегородских дворян и именитых купцов вступил на расшиву.
Гружено было судно песком — 8500 пудов. И было это испытание чем-то похоже на давнее — в Санкт-Петербурге, во дворе Волкова дома, когда всходили академики на легкий, но не прогнувшийся под тяжким грузом мост, чтобы решить, пригодно ли сооружение механика Кулибина для возведения в натуральную величину моста через реку Неву.
Нижегородские чиновники были неторопливы и важны, как академики. И еще недоверчивей.
Однако завезен был вверх по течению пятисотсаженный канат, укреплен на берегу, и судно двинулось.
Шумно ударяли плицы колес о воду, медленно поднималось по Волге машинное судно.
Стоял народ на пристанях, на берегу, и были громкие крики. И называли Кулибина колдуном, чернокнижником — однако не зло, а с одобрением.
Судно прошло за час 409 саженей. То была обычная скорость расшив, ведомых бурлаками.
Господин губернатор, пожав руку Кулибину, сошел с расшивы и, обратившись к спутникам, сказал, что судно обещает великие выгоды государству. Купцы не спорили, однако хранили молчание. Об успехе испытания было выдано Кулибину свидетельство, как некогда об испытании моста.
Вот и приведен к окончанию труд, не обратимый в забаву, в игрушку. Нынче же отослать свидетельство в Петербург и снестись с начальствующими лицами о строении многих машинных судов для волжского судоходства.
Вот она наконец — польза общественная, несомненная. Радостен был Иван Петрович. Хорошая старость, с пользой людям проходит.