Художник моего тела
Шрифт:
— Я понимаю. — Я отступила от его ярости. — Тебе нужны деньги.
— Мне они нужны больше, чем ты думаешь.
— Расскажи мне, Гил. Скажи мне, что будет, если ты не заплатишь...
С его губ сорвалось гортанное, ужасное ворчание.
— Я заплачу. Я всегда буду платить.
— Заплатишь за что?
Гил закрыл глаза, как будто не мог вынести этого вопроса. Злость вытеснила все признаки прежней похоти, затягивая его в темные, непроглядные места, из которых он не мог выбраться.
Он провел рукой по лицу,
— Ты все разрушаешь. Я не должен этого делать... Я не могу забыть о том, что важно. Не могу позволить нам трахаться!
Он ударил кулаком в стену примерочной.
— Я не могу этого сделать. Ты не можешь быть первой. Неважно, что ты делаешь со мной, неважно, что ты значишь для меня, ты не можешь быть на первом месте. Больше нет.
— Я не прошу...
— Просто надень этот чертов халат, О. Я потратил достаточно времени. Увидимся снаружи.
Он ушел с меланхоличным стоном, который снова разбил мое сердце.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Олин
– Наши дни –
Четыре часа напряженной тишины.
Четыре часа размышлений о том, что, черт возьми, пошло не так.
После того, как он оставил меня в примерочной, я согнулась пополам и судорожно втягивала воздух. Умоляла свое сердце перестать биться как ненормальное и просила свое тело перестать требовать секса.
Я понятия не имела, что заставило Гила так резко переключиться.
Не знала, почему стала такой решительной. Честно говоря, я больше не узнавала себя и не могла сказать, что мне нравилось то, в кого я превратилась.
Я всегда была очень осторожна в том, кем я была и кем хотела быть. Мне никогда не хотелось быть девушкой, которую люди жалеют по причине несчастного случая. И определенно не хотела быть девушкой, которую то и дело топтали, и у которой не хватало бы духу постоять за себя.
Если бы Гил был просто высокомерным ублюдком, я бы уже давно ушла.
Именно тот факт, что он не был высокомерным ублюдком, держал меня здесь. Я не могла уйти, потому что он тонул, а я была веревкой, удерживающей его голову над водой.
Кое-как собрав свои вещи, я вышла из раздевалки, плотно обернув вокруг себя белый халат. Я не разговаривала, когда обнаружила Гила снаружи с менеджером КОХЛЗ'а, обсуждающим концепцию его заказа.
Менеджер, сидевший на корточках, уже успел натянуть ленту вокруг логотипа компании и рабочего места Гила, чтобы отгородиться от пешеходов, вместе с четырьмя манекенами в натуральную величину с лысыми головами, огромными сиськами и длинными конечностями.
Рядом с ними я чувствовала себя немощной и неэлегантной.
Пока Гил и менеджер расставляли манекены в соответствии с огромными буквами логотипа,
Солнечный свет отгонял тени, и Гил наконец пожал руку менеджеру и махнул мне, чтобы я подошла ближе.
— Куда ты хочешь меня поставить? —тихо спросила я.
— Посиди немного. Сначала я должен покрасить манекены.
Я пожала плечами и пошла отдохнуть в машину.
Со своей точки обзора я два часа наблюдала, как Гил превращает пластиковые манекены, обтянутые кожей, в разноцветные продолжения логотипа КОХЛЗ. По одному на каждую букву, их руки были расположены под углом, а их жесткие, идеальные тела легко вписывались в здание.
Когда пришло время Гилу рисовать меня, он поставил меня на букву «О».
Естественно.
Пока он манипулировал моими руками и ногами так, что я изогнулась основанием буквы моего имени, от его кожи к моей пробегали электрические разряды. Казалось, мы навсегда будем обречены страдать от такой связи.
Мы избегали смотреть в глаза друг друга, оба были зажаты в тисках вины.
Когда Гил расположил меня, я осталась сидеть между фальшивыми моделями, изо всех сил стараясь быть такой же вытянутой и безупречной, как они.
— Почему манекены? — Я напряглась, когда первая щекотка кисти Гила лизнула мое плечо — плечо, очищенное от шрамов и чернил.
— Потому что у меня не хватает живых холстов.
— Оу.
Я зажмурила глаза, когда он заменил кисть на аэропистолет, с шипением распыляя краску и холод на мою плоть, быстро окрашивая меня в лаймовый, мятный и лесной зеленый цвета, чтобы я слилась с логотипом КОХЛЗ — полное погружение в дизайн.
Я открыла рот, чтобы спросить, в чем именно заключалось задание, но Гил устало покачал головой.
— Пожалуйста, не говори. Не двигайся. Ничего не делай, пока я не закончу. Я не смогу работать, если ты это будешь делать.
И я закрыла рот.
Он кивнул в знак благодарности и, забыв о том, что я живая, сосредоточился на своем ремесле.
Я изо всех сил старалась свести свои подергивания и вздохи к минимуму, пока аэропистолет сменялся губкой, а губка становилась тонкой кисточкой, добавляя глубину и реальность, имитируя недостатки логотипа и шрамы времени.
Вокруг собиралась толпа, тыкающая пальцами на уже замаскированные манекены, а затем на меня, пока я медленно растворялась. Гил работал быстро. Его техника была безупречной, пока он покрывал меня слоем краски за слоем. Солнце меняло углы, и он добавлял более глубокие тени. Поднялся ветерок, и он обхватил рукой наконечник аэрографа, чтобы сохранить правильное распыление.