Художник моего тела
Шрифт:
Единственное, что помогало, — это когда я погружался в рисование. Наброски были тем пластырем, в котором я нуждался, но когда я украл немного аэрозольной краски и однажды ночью, пока все спали, украсил бок промышленного здания, я нашел наркотик, который был мне нужен, чтобы избавиться от всех этих симптомов моей жизни.
Хотя бы на время.
Я не сказал Олин, что нарушил закон.
Я спрятал брызги на пальцах и больше не показывал ей свой блокнот, чтобы она не испугалась нарисованных
Но сегодня родители Олин были особенно жестоки к ней. Она показала мне сообщение, которое ее мать отправила во время уроков. В нем говорилось о том, что она собирается на гала-концерт и что ей придется самостоятельно справляться с какими-либо трудностями. В этом не было ничего необычного, кроме того, что на гала-вечере собирались дети сотрудников, работавших в их телекоммуникационной компании.
Ее родители весь вечер тусовались со своими сотрудниками и их детьми и даже не захотели взять своего.
Придурки.
Как только закончился урок, я схватил ее за руку, бросив при этом полный отвращения взгляд на мисс Таллап, и выдернул Олин с территории школы. На те небольшие деньги, которые родители дали ей на ужин, мы съели по бургеру и картошке фри, а остальное спустили в каком-то игровом салоне в центре Бирмингема, играя в аэрохоккей и гонки на машинах, заработав несколько жетонов, чтобы выиграть глупое чучело страуса (прим. пер.: ostrich на англ.), которое стало Олиным прозвищем на весь вечер.
После, слизывая сахар с пальцев и бродя по пустым улицам, я достал из своего грязного рюкзака баллончик с краской и потряс его. Шарик внутри щелкнул о металл.
— Хочешь заняться чем-то не совсем законным, маленький страус?
Я ждал, что она потрясенно покачает головой, но вместо этого изящная ухмылка искривила ее губы.
— С тобой? Я готова на все.
И я влюбился с головой.
Никто другой не мог с ней сравниться.
Никто другой не значил для меня так много.
Конечно, я уже давно знал, что влюблен в нее.
Я осознавал это каждый раз, когда мое сердце щемило, когда она ерзала на своем месте передо мной в классе. Я чувствовал это каждый раз, когда она прикасалась ко мне, улыбалась мне, готовила для меня и училась со мной.
Но именно тогда, стоя под фонарем в унылую английскую ночь, я понял, что люблю ее до глубины души.
Я любил ее.
Я хотел заполучить ее.
Моя жизнь станет бесконечно лучше, когда мы останемся вдвоем.
Неважно, сколько времени прошло. Неважно, через какое дерьмо я ее протащил, я всегда буду любить эту девушку, потому
— Так... ты тайный бунтарь? — я хихикнул себе под нос. — Кто бы мог подумать.
— Я бунтарь, если ты бунтарь. — Она вырвала банку из моих пальцев и потрясла ее. Стук заставил мое сердце ускориться. — Ты делал это раньше?
— Делал что? — Я скрестил руки, притворяясь невинным.
— Граффити на каком-нибудь невинном здании.
Я цинично рассмеялся.
— Ни одно здание не является невинным. В большинстве из них живут монстры. Я просто делаю их красивыми.
— Значит, ты уже делал это раньше.
— Возможно.
— Покажешь мне? — Ее кроссовки зашаркали по тротуару, когда она подошла ближе. Так близко, что золото ее волос сверкало под фонарем, а глаза были скорее зеленые и звездные, чем лесные и реальные.
Не говоря ни слова, я взял ее за руку, переплел свои пальцы с ее, и вместе мы побежали трусцой к последнему месту, которое я «украсил».
Дорога туда не заняла много времени, но во мне бурлило волнение от желания показать ей, как улучшается мое творчество. Всегда улучшается. И улучшается быстро с тем количеством времени, которое я посвящал ему в эти дни.
Я почти не спал. Почти не бывал дома.
Я сосредоточился на таланте, который был спрятан от меня, но никогда не хотел потерять его снова.
— О, ничего себе. Гил... — Олин вырвалась из моих прикосновений и побежала к стене, где трио цветов, которые мне удалось украсть, смешались вместе и образовали одноцветный пейзаж с фламинго.
Розовый, красный и черный были единственными цветами, которые можно было урвать, когда я зашел на склад, где хранились художественные принадлежности.
Мне не нравилось воровать, но у меня не было денег.
Я верну им деньги... когда начну зарабатывать.
Пальцы Олин проследили за перьями самого большого фламинго.
— Это так здорово, Гил. — Она покрутилась на месте, ее лицо сияло, а глаза были полны гордости.
Я улыбнулся, наслаждаясь ее реакцией.
— Рад, что тебе нравится.
— Нравится? Я в восторге.
— В следующий раз я постараюсь получить коричневые и лиловые цвета.
Она кивнула в восторге.
— Чтобы сделать лесных существ?
Я покачал головой, прижимая ее к стене, покрытой розовыми брызгами. Положив руки по обе стороны от нее, я поймал ее в ловушку.
Я не хотел этого. Просто так получилось.
Но когда Олин оказалась в заточении, в моем организме проснулся голод, который я игнорировал очень, слишком долго.
— Не лесных существ. — Мои глаза остановились на ее губах, когда она облизнула их.