Худышка
Шрифт:
Однажды она стащила у папы из его дорожного докторского чемоданчика какие-то специальные ножницы, и когда он узнал, то весь побагровел и разорался на нее.
– Я запретил тебе прикасаться к моим вещам – гаркнул он, сдвинув брови, что бывало нередко, когда он разговаривал с Жизель, и выдернул стетоскоп из ее руки.
Я садилась на корточки над зверьком, которого она оперировала, и до сего дня запах латекса и больниц напоминает мне о Жизель, потому что она заставляла меня мыть руки и надевать перчатки.
Я собирала цветы для могилок, и мы устраивали небольшую
– Иди сюда, поближе, – говорила она, открывая складки кожи. – Смотри, видишь? Видишь сердце?
Когда наш отец умер от сердечного приступа, я сидела на ступеньках очень долго, как мне казалось, и слушала, как мама говорит по телефону. Она тихо произнесла наш адрес. Она медленно проговорила по буквам нашу фамилию, как будто впервые ее прочитала.
– Васко, – сказала она. – Вэ – как вода, а, эс, ка, о.
Потом она тихо повесила телефонную трубку и стояла, трясясь всем телом.
Я побежала по лестнице и комнату Жизель и нашла ее под одеялом. Она дрожала, потела и плакала в подушку.
– Жизель. – сказала я. – Жизель, он умер.
Тогда она обхватила меня руками, и во мне ничего не осталось.
Она так крепко меня прижимала, как будто я – что он и еще не умер. Как будто вея ее жизнь и слезы могли наполнить меня, и я опять смогла бы стать им. И я снова и снова повторяла, что он умер, ей в ухо, пока мой голос не стал похож на крик, а она все держала меня. Чтобы она знала, что это не он, а я. а он скоропостижно умер.
Глава 5
Во время остановки сердца оно с каждой минутой теряет способность к мышечной деятельности и слабеет.
Урок сердца № 1: первая встреча.
Не забывайте дышать.
Я стояла у входа в больницу и только успела стрельнуть сигаретку у пациентки после нашей групповой встречи, как увидела стеснительного парня со сломанным запястьем и длинными курчавыми волосами, спускавшимися ему на спину. Его взгляд застал меня врасплох, и у меня внутри побежали мурашки. Он шарил по карманам здоровой рукой, искал спички. Когда он, наконец, заметил меня, вид у него был почти испуганный. Он шагнул назад и для равновесия оперся рукой на стену. Его глаза раздевали меня, но почему-то мне от этого не стало неудобно, как бывало обычно; его взгляд показался мне знакомым, как будто я только что вылезла из ванны, а он ждал меня с полотенцем в руках. У меня задрожали руки. Его взгляд как будто искал во мне что-то завязанное, и ощущение развязываемого узла было немного болезненным. Тогда до меня дошло: я его знаю.
Я отвела взгляд и посмотрела на дорогу, пытаясь вспомнить, где я видела уже эти глаза как из спальни. Он продолжал смотреть на меня, и я, будучи не из тех, кто отклоняет вызов, уставилась на него в ответ. В конце концов, мы простояли минут пять, таращась друг на друга, а вокруг маленькими вихрями кружились листья, и я поеживалась в своей легкой одежде,
– Не дашь огоньку?
– Дам. – Я предложила ему единственную завалявшуюся спичку с комочком приставшей пыли.
– Спасибо. Ты врач?
– Нет.
– А можешь посмотреть мое запястье?
Я подумала, знает ли он, что мы в психбольнице, а не в приемном отделении.
– Я же сказала, я не врач. По-моему, ты перепутал, здесь есть приемное напротив, на той стороне… прямо…
– Я тебя знаю.
– Да? – спросила я с невольным любопытством.
– Ага. Ты дружила с Джоанной Маринелли.
– Типа того.
Я обхватила себя руками и запрыгала на месте, чтобы согреться, отрывисто затягиваясь сигаретой.
– Ага. Я играл в хоккей с ее братом, то есть с ее братьями. У тебя же есть младшая сестра, да? Она вроде как звезда беговой дорожки в средних классах?
Я кивнула.
– Да, я тебя помню. Ты иногда приходила на матч с Джоанной., и вы сбе…
– Ну ладно, хватит.
Он закурил и потянул себя за ухо, нелепо и красиво улыбнулся мне всеми зубами. Тогда меня озарило кто же это такой.
– А ты… Сол, верно? У тебя теперь такие длинные волосы.
Он кивнул, вроде бы ему было приятно.
– У тебя и папа какой-то знаменитый. Пишет для «Сан». Он писал про ваши хоккейные матчи.
Улыбка сползла с лица Сола Он опустил глаза на свои рваные ковбойские сапоги Теперь уже никто не носит ковбойские сапоги, так чего ж я стою и думаю, что на нем они отлично смотрятся? Что это самые классные сапоги, которые я в жизни видела? И почему, почему у него такой вид, как будто я только что дала ему тычка в живот?
– Извини, я что-то не то ляпнула?
Сол покачал головой и потом, глядя прямо в серое небо, произнес:
– Точно, я сын Саймона Боуэна, – как будто признал свое поражение.
Он протянул руку, и, когда я ее пожала, между нами вдруг проскочила вспышка.
– Соломон, сын Саймона, – сказал он, снова широко улыбаясь.
– Жизель, сестра звезды спорта Холли.
– Жизель, – сказал он, и мое имя заполнило пространство между нами, – любительница хоккея и коктейля «Пурпурный Иисус» в девятом классе.
– Соломон, непобедимый защитник «Солнечной долины».
Я вспомнила, как в первый год в старших классах смотрела, как Сол гоняет по льду, дожидалась конца, чтобы мельком глянуть на него, когда он выходил из раздевалки с прилипшими ко лбу влажными волосами. 0н был один из тех немногих мальчиков этого возраста, которых я могла терпеть, который мне почти нравился. Я вспомнила, как однажды, пока мы с Джоанной ждали ее братьев в мини-вэне, я спросила ее, почему Сол никогда не бывает на танцах и вечеринках. Она сказала что-то вроде: во-первых, Сол по вероисповеданию иудей; во-вторых, он ходит в какую-то хипповую центральную школу, где круглые сутки все сидят и курят травку и изучают буддизм: а в-третьих, не кажется ли мне, что я перепила «Пурпурного Иисуса»