Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
Старик с трудом сдерживал злость.
— Горшков я не выношу, а профессия у тебя была бы первоклассная, если бы меня послушал. Ведь ты любого графа за пояс заткнешь. Парень с виду хоть куда…
— Вот именно, — пробурчал Янек, — в самый раз для княгини.
Станислав побагровел и стиснул кулаки.
— Замолчи! — прошипел он.
Янек умолк и уставился в стену, комкая шапку в руках. Старик взял замшевый лоскуток, лежавший на столе, и старательно протер очки. Прошла еще минута.
— Ну так как же, отец? — примирительно спросил Янек. — Ехать?
— Откуда мне знать? Думаешь, я что-нибудь смыслю в этих
— Столько разъезжал по свету и ничего не смыслишь, — пренебрежительно заметил Янек.
— А ты как думал? Пыль — она везде одинакова; и в Палермо, и в Риме, и в Михайлове, да вот хоть бы и здесь, на Брацкой. А я по всему свету только и видел, что пыль и дворцы, двери графам открывал да вино наливал. Всюду одинаково. А ты говоришь, легкий хлеб…
— Ну и не так чтобы очень тяжелый, — с издевкой сказал Янек.
— Легкий хлеб, да поперек горла встал, — сказал Станислав и, надев очки, посмотрел на свет, чисты ли стекла.
Снова наступила пауза.
— Ладно, я пошел, — проговорил наконец Янек, — а в Силезию я все-таки запишусь.
— Делай, как знаешь, — махнул рукой отец.
В это мгновение послышался звонок.
— Наверно, старуха пришла, — сказал Станислав. — Молодым из театра рановато.
Он с хрустом выпрямил спину, расправил фалды синего фрака и направился к парадному входу. Дверь каморки осталась открытой. Янек заколебался, оставаться ему или улизнуть, пока отец открывает парадную дверь. Когда он все же решил уйти, было поздно; в вестибюле Станислав снимал пальто с княгини Анны. Княгиня заметила Янека.
— О, это твой сын, Станислав, — сказала она. — Ну-ка, покажись, мой мальчик.
Янек подошел к старухе и поцеловал ей руку. Княгиня погладила его по голове.
— Красивый малый, — сказала она Станиславу. — А чем он занимается?
— На заводе работает, у Лильпопа, — неохотно ответил лакей.
— Да, жаль, конечно, мальчик уж очень хорош собой, — улыбнулась княгиня и ступила на лестницу.
Покрасневший до ушей Янек стоял, опустив глаза. Когда княгиня шагнула на лестницу, он посмотрел ей вслед. Она напомнила ему жену Лота, обращаемую в соляной столп.
Станислав подошел к лестнице.
— Прошу прощения, княгиня, они хотят послать его в Силезию. Может быть такое?
Княгиня задержалась на минутку, оперлась на свою трость и посмотрела на Янека, словно удивившись.
— В Силезию? — повторила она. — Гм, это интересно.
— Против немцев, — пояснил Станислав.
— Думаю, что это хорошо, — сказала княгиня, немного смутившись. — Пусть едет. Немец силен, шельма (княгиня позволяла себе такие выражения, говоря с теми, кого она называла «the mob» [40] . Чем больше у него урвут, тем лучше.
40
Чернь (англ.).
Янек набрался храбрости.
— Для кого лучше? — спросил он.
Княгиня с улыбкой посмотрела на юношу, явно любуясь его внешностью.
— Лучше для нас, поляков, — медленно проговорила она и добавила: — Только смотри, чтобы тебя не убили. И тебя жаль, и отец будет горевать.
И, повернувшись к Станиславу, княгиня спросила:
— A propos, Станислав, ты столько
Станислав отвесил поклон.
— Вевюрский, с вашего позволения.
— Ах да… так вот, пан Вевюрский, — она сделала неопределенный жест рукой, — и вас жаль, и отец бы очень горевал.
Княгиня быстро поднялась на второй этаж и скрылась за портьерой.
Янек со злостью хлопнул шапкой о перила и, не попрощавшись с отцом, взбежал наверх. Проходя через кухню, где царило веселье, он крикнул всем «до свиданья» и, спустившись по черной лестнице, вышел на улицу, где уже совсем стемнело.
XII
Два эскадрона 246-го уланского полка (нумерация полков была тогда совершенно фантастическая) лихим броском заняли под вечер Луцк, и только на следующее утро в разрушенный городок прибыл штаб дивизии. Кое-где еще курились догоравшие дома, а на рыночной площади вовсю полыхал большой еврейский дом, видимо недавно подожженный. Штаб остановился в самой крупной гостинице на главной и, собственно говоря, единственной улице города. Поручик Ройский, квартировавший в доме при кафедральном соборе, получил через нарочного приказание немедленно прибыть в штаб. Не имея никакого представления о том, зачем он мог понадобиться, Ройский отправился туда неторопливым шагом, волоча за собой шашку и позванивая шпорами. По дороге он встретил Горбаля, с которым на протяжении последних недель виделся довольно часто, так как Горбаль был прикомандирован к этому же полку. Валерек улыбнулся ему и по-приятельски помахал рукой, на что Горбаль ответил натянутой улыбкой и тотчас же отвернулся с весьма недоброжелательным выражением лица. Ройский еще ничего не понимал.
Когда он пришел в гостиницу, его немедленно пропустили в ресторан, где находился кабинет подполковника Мирского. В комнате, кроме подполковника, никого не было. За окном сновали связисты, тянувшие телефонные провода. Несколько аппаратов уже стояло на большом обеденном столе, который сейчас служил подполковнику столом письменным. Валерек доложил о своем прибытии. Подполковник Мирский, светлолицый высокий блондин, поднял близорукие глаза, внимательно и испытующе посмотрел на Ройского поверх бумаг, разложенных на столе, и снова углубился в чтение. Валерек молча стоял у стола. Наконец подполковник отложил документы, разгладил их ладонью и опять посмотрел на вытянувшегося перед ним молодого человека. Валерек был очень красив: стройный, смуглый, густая грива черных волос над загорелым лбом, армянский нос и мягкие, чувственные губы. Подполковник не без интереса разглядывал молодого офицера.
— Ройский? — произнес он наконец. — Откуда мне знакома эта фамилия?
— Мой брат погиб под Каневом, — ответил Валерек, знавший, что подполковник Мирский служил в штабе у Галлера.
— Ах, так это был ваш брат! Я видел его за несколько минут до смерти. Он пришел добровольцем из Киева?
— Так точно, пан подполковник, — по-воински отчеканил Валерек, невольно поразившись памяти подполковника.
— Ну и как бы отнесся ваш брат ко всему этому делу?
Валерек молчал. Он никак не мог взять в толк, о чем спрашивает подполковник.