Хвала и слава. Том 2
Шрифт:
— Да, да, я знаю.
Казалось, Олю больше волновало присутствие Ядвиги в доме Януша, чем смерть Яна Вевюрского.
— Это удивительно, — сказала она, — как легко человек свыкается со смертью.
Януш взглянул на нее с изумлением.
— Свыкается со смертью? Что такое ты говоришь, Оля? Ведь это действительно ужасно — эти смерти, которые обступают нас со всех сторон и становятся таким же обычным явлением, как хлеб с маслом. Пойми, мы, живые, обязаны помнить всех этих умерших. Я, например, обязан помнить все, что говорил мне Янек… Мы
— Дорогой Януш, — сказала Оля, — если мы будем этим заниматься, у нас в голове не останется места для собственных мыслей.
— А у тебя сейчас есть какие-то собственные мысли? — приподнявшись на кровати, спросил Януш. — Удивительно. У меня нет ни одной мысли, я так ошеломлен всем, что просто не в состоянии думать. И в особенности о нашем далеком прошлом. Ведь мы всегда считали, что этой войны не будет. И оказалось, что все наши довоенные представления ровно ничего не стоят. Все надо передумать заново.
Оля запротестовала:
— Мне вовсе так не кажется. У нас должны быть собственные мысли, и главное — обыденные. Ведь невозможно существовать в таком постоянном напряжении всех чувств. Война и так причиняет много страданий, а мы еще терзаем себя бесконечными размышлениями. Думать надо о каждом дне: о том, что будет на обед, как устроить, чтобы у каждого была какая-то своя жизнь, как справиться со всеми нашими самыми повседневными заботами.
Януш все больше удивлялся.
— Может быть, ты и права, — сказал он наконец. Ему не хотелось спорить с Олей. Он видел, что с ней творилось что-то необычное, вовсе не связанное со страшными обстоятельствами войны и поражения. Она была поглощена какими-то сложными личными делами и жаждала как можно скорее приступить к их разрешению. Она отталкивала от себя тяжесть общего несчастья. Януш ясно почувствовал это в том, что она здесь говорила.
— Ну а как твои мальчики? — спросил он, чтобы переменить тему.
— Анджей держится молодцом, — ответила Оля, — хотя сегодня на шоссе его ударили кнутом по лицу.
— Ударили кнутом по лицу? — спросил удивленно Януш. — Кто же это?
Оля усмехнулась.
— Януш, — сказала она, — не забывай, что сейчас война.
— Да, конечно, но немцы ведь не воюют кнутами.
— Вот именно и кнутами тоже. Немецкий солдат на грузовике ударил Анджея кнутом. Белоснежный кнут… теперь он уже, наверно, стал красным.
— И ты спокойно говоришь об этом!
— Бедный Анджей, — сказала Оля, — ему тоже пришлось принять это спокойно. Дай бог, чтобы этим все и ограничилось. Но его отношение к победителям теперь уже не изменится… Ведь мы видели их в Пустых Лонках. Видели, как они все прибирают к рукам.
— И вы разговаривали с немцами? — спросил Януш с горечью.
— А что делать? Надо было помочь тете Ройской.
— Я постараюсь избежать таких разговоров.
— Можешь быть уверен, я тоже к ним не стремлюсь.
— И что ты сейчас намерена делать? —
— Представь себе, не знаю. Надо искать Франека, но с чего начать? Ведь совершенно неизвестно, что происходит в Варшаве.
— Разве Варшава уже взята?
— А ты еще не знаешь? Вчера подписана капитуляция. Мне уже и здесь пан Фибих сказал.
— Да? Мне они таких вещей не говорят, не хотят беспокоить меня. Что за неумная деликатность!
— Так вот, в Варшаве мне надо сначала осмотреться. Если ты позволишь, я отдохну у тебя дня два.
Постучавшись, вошла Ядвига.
— Простите, — сказала она, обращаясь к Янушу. — Мальчики хотели бы еще сегодня до полудня отправиться в Варшаву.
— Как это мальчики? А я? — спросила Оля.
— Они говорят, что вы останетесь здесь и подождете, а они отправятся на разведку. Ведь неизвестно даже, уцелела ли ваша квартира. На Чацкой, кажется, бомбили. Может, туда уже и ехать незачем.
Оля возразила:
— Как же они одни туда поедут?
— Поедут, ничего с ними не случится, поедут, — успокаивала ее «Жермена». — Они тут столковались с парнем, который с дядей пришел. Лилек его зовут. Хотят вместе ехать в Варшаву. Пускай поедут, посмотрят…
Януш заволновался.
— Лилек? Право не знаю, подходящая ли это компания для мальчиков.
— Что вы такое говорите! — возмутилась Ядвига. — Парень — золото. Дядю моего как родного отца любил, и мальчикам, наверно, будет хорошим попутчиком. Не надо им мешать.
Но Оля в душе никак не могла с ней согласиться.
— А вам, — обратилась Ядвига к Янушу, — надо наконец встать. Приехали гости, неудобно оставаться в постели.
На этот раз Януш не возражал.
— Ну тогда выйдите — я сейчас оденусь.
Женщины направились к выходу. В дверях Ядвига обернулась:
— И пожалуйста, перебирайтесь отсюда совсем, возвращайтесь-ка в свою комнату, а здесь я помещу гостей. Эту комнату займет пан Спыхала…
Януш привстал на постели, поднявшись на локтях.
— Кто?
— Пан Спыхала. Он приехал вместе с пани Голомбековой.
Януш был ошеломлен.
— Оля, — сказал он, — ты приехала сюда со Спыхалой?
Но Оля уже не слышала его. Она быстро спускалась вниз, чтобы обсудить с мальчиками их поездку.
Ей удалось уговорить их отложить выезд до завтра.
X
С некоторых пор у Януша вошло в привычку под вечер, — а вечера день ото дня наступали все раньше — выходить в сад и в раздумье стоять под дубом, где еще желтела глина свежей могилы. Януш становился все более педантичным, любил, чтобы все шло по раз и навсегда заведенному порядку. Своими требованиями точно соблюдать часы обеда и ужина он приводил Ядвигу в отчаяние. И так же пунктуально он ходил на прогулки. Политические события ничуть не изменили распорядка его дня, а трагическая смерть Янека Вевюрского только придала особый смысл ежедневной прогулке «перед ужином».