Хвала и слава. Том 2
Шрифт:
— Видно, он принял пана Спыхалу за твоего мужа, — сказала Голомбекова.
— Наверно, — вставил Ромек, потому что все другие молчали.
— Неужели правда он мог его застрелить? — спросила старуха с беспокойством.
— Конечно, мог, — сказал Спыхала, — война есть война.
Выпили водки. Молодежь тотчас же повеселела — и Анеля, и Антек, и Анджей; Ромеку, у которого от усталости слипались глаза, водка сразу ударила в голову. Все начали рассказывать друг другу забавные и не очень забавные истории о пережитых неделях. Вестей из Варшавы давно не было, сюда доходили только неверные слухи
73
Комиссар обороны Варшавы в 1939 г., мэр города. Убит немцами.
Если бы они не видели этого собственными глазами, многого не могли бы даже вообразить. Осада и защита Варшавы (Варшава — открытый город), вполне вероятный расстрел Спыхалы там, на дороге, все эти истории о том, как на мосту возле рва подорвался немецкий автомобиль, как взлетели на воздух трое солдат, как был убит какой-то еврей, ехавший в фурманке… Все это могло показаться просто неправдоподобным. Ведь еще совсем недавно здесь колыхались хлеба, рос зеленый, высокий и веселый «конский зуб» и бегали зайцы.
Антек, видно, хотел порисоваться перед Анелей и в который уже раз рассказал историю, как его оставили в лесу вместе с двумя солдатами. Он повторял эту историю не однажды и Анеле и самому себе и теперь немного приукрасил ее. Но мать слушала с увлечением, смотрела на него и все не могла успокоиться; совсем другим каким-то казался ей сейчас ее родной сын. Вообще в голове у нее не укладывалось, что это ее сын, маленький Антек, любимый племянник пани Кошековой. Он всегда казался упрямым, замкнутым и менее развитым, чем Анджей. А сейчас перед ней сидит взрослый мужчина, который много курит и рассказывает о своих военных подвигах. «Совсем солдатом стал, — подумала Оля. — Что за каста эти военные? Для чего они существуют? Для чего предназначены? Разве война — это неизбежность?» — спрашивала она себя. Видно, и на нее подействовала водка, вот и начала философствовать. Колышко говорил когда-то, что после водки появляется склонность к философствованию. И тут вдруг при воспоминании о Колышко ее осенило: ведь это его она тогда видела издали, это он подошел к «бюику» Франтишека и стал что-то говорить ему.
Антек неохотно, порой даже невежливо отвечал на вопросы Спыхалы. Может, захмелел от водки, которой угостила их бабка? Водка была крепкая, настоенная на черной смородине и выдержанная несколько лет. Она, конечно, понравилась мальчикам, и они выпили ее слишком много.
Наконец Ромек пошел к лошадям, а потом завалился спать в закутке позади овина, там, где Анеля прятала Антека первое время. После ужина бабуня почувствовала себя нехорошо и ушла спать. Оле была приготовлена постель в той же комнате на диване. Спыхале и мальчикам Анеля постелила в горнице.
Оля решила еще посидеть немного с сыновьями.
— Ты знаешь, мама, Антек не хочет ехать с нами в Варшаву, — сказал Анджей. — Он считает, что здесь ему будет безопаснее.
— Антек, неужели ты бросишь учиться? — спросила Оля.
— А ты думаешь, мама, немцы дадут нам учиться?
Анджей иронически
— Видишь ли, Антек, мама держится того же мнения, что и тот немец, который заявил: «Война окончена». Маме кажется, что стоит нам вернуться домой, и тотчас же начнется нормальная жизнь.
Антек пожал плечами.
— Ведь ничего больше нет — ни дома, ни дела, ни вещей, может, даже и самой Варшавы уже нет. Знаешь (Антек только сейчас сообщил Анджею эту новость), вчера подписана капитуляция. Передали сообщение: Варшава сдана.
— А Стажинский?
— Стажинский продолжает руководить.
— Ну вот видишь, — сказала Оля, — жизнь возвращается в прежнее русло.
— Ну, мама, — Анджей рассердился, — ты что, и в самом деле так думаешь? Станем слугами Гитлера и будем жить по-прежнему?
— Вот потому-то я и не еду с вами, — серьезно сказал Антек. — Не могу я слушать спокойно подобные вещи. Как может, спрашиваю я, вернуться нормальное течение жизни после всего того, что произошло? Как можем мы вообще мириться со всем этим?
Анджей добавил:
— И, наверно, не смиримся никогда.
Оля вздохнула.
— Я все понимаю, — сказала она, — но надо же на что-то надеяться. Поговорим обо всем в Варшаве. Трудно судить на расстоянии. Ты в самом деле не едешь с нами?
— Я уже сказал тебе, мама. В общем, когда вы там осмотритесь, Анджей напишет мне. Может быть, и в Варшаве что-нибудь можно будет сделать.
— А ты думаешь, кто-то что-то будет делать? — с беспокойством спросила Оля.
— Неужели все на этом успокоятся? Думаю, что в лесах скрывается много наших…
— Что же наши разбитые части могут сделать против регулярной немецкой армии?
— Но мы же не одни все-таки. Ты ведь слышала, у нас есть союзники.
Это сказал Анджей, но Антек только рассмеялся.
— Много они нам помогли!
— Все же это была хоть какая-то поддержка.
— Да ну его к черту, не лучше ли, как Ордон, подвести фитиль под редуты и взорвать все это? А что еще остается делать? Конец.
Оля встала.
— С вами невозможно говорить, пойду к маме и лягу. Вы такие пессимисты! Послушать вас, так просто страшно становится. Лучше хоть ненадолго заснуть.
— Завтра надо выехать очень рано, — сказал Анджей.
— Ложитесь и вы, пессимисты мои, — сказала Оля, целуя Антека.
— Только пессимизм и может нас спасти, — рассмеялся Анджей.
Антек задумался:
— А знаешь, ты, кажется, прав. Даже наверняка прав. Мы должны быть готовы к самому худшему.
— А мне как быть? — спросила Оля, остановившись посреди комнаты.
Сыновья подошли к ней, обняли ее с обеих сторон.
— Мама, одна ты у нас осталась, — сказал Анджей.
— Только не огорчи нас какой-нибудь глупостью, — заметил Антек.
Оля внимательно посмотрела на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
Но Анджей поспешил опередить брата:
— Не правда ли, Антек, приятно, когда родители делают глупости?
Но Антек с ним не согласился.
Разошлись рано, потому что действительно надо было выехать с рассветом. Хотя Варшава была уже занята немцами, первоначальный план остался в силе: они решили «проникнуть» в город с запада. Перед ними был дальний путь.