Хвала любви (сборник)
Шрифт:
И все разом – и Вера, и Важен, и Ванюшка – тоже поворачиваются к нему и кричат:
– Пожалуйста, папа! Помоги!
Он, с не очень большой охотой, поднимается со ступеньки, подходит к забору:
– Ну, чего тут у вас?
– Нам дедушка с бабушкой курятник отдали, – объясняет Валентин.
– Курятник? – усмехается Гурий. – Теперь будете вместо кур на шестках сидеть? – Гурий и сам не знает, почему говорит эту глупость, просто никак не может справиться с неожиданным внутренним раздражением.
– Ну, зачем ты так с ребятами? – укоризненно качает головой Вера. – Лучше посмотри, как они его отчистили, отскребли.
– А
Густо покраснев – от обиды, от унижения, – Вера накидывает на плечи яркий цветастый халат и, подойдя к забору поближе, тихо говорит Гурию:
– Не с той ноги встал сегодня? Дед Емельян им курятник отдал, чтоб у них своя комната была. Вон, посмотри, как они ее отмыли.
– А ты здесь что делаешь? – Гурий продолжает ядовито усмехаться.
– Как что? Помогаю им.
– Дешевый авторитет зарабатываешь?
В глазах у Веры появляется укоризненная слезная пелена:
– Ну зачем ты так, Гурий?
Он и сам чувствует, что переборщил; берет себя в руки, перемахивает через забор. Тут же к отцу подбегает Важен, берет его за руку и тащит к сараю:
– Смотри, папка!
Гурий с некоторым недоверием входит в курятник. То, что он видит, действительно удивляет его. Раньше в этом небольшом отсеке сарая все было загажено курицами и петухами, внизу были кормушки, наверху – насест, длинные толстые жерди, тоже все изгаженные, а теперь… Ну просто блистала комнатенка от свежести и чистоты! Все жерди убраны, кормушки выставлены, стены и потолок отчищены, отмыты (горячей водой с порошком, как объяснили позже ребята), а пол не просто вымыт, а поначалу выскреблен лопатами, вычищен ножами, а затем три раза промыт горячей водой с порошком, с добавлением дезодоранта. Чистая благоухающая комната!
Странное дело: у Гурия неожиданно меняется настроение, он невольно улыбается:
– А что, молодцы, пацаны. Честное слово, молодцы!
И всем становится хорошо на душе, у всех теплеет в груди, а Вера даже говорит:
– То-то же!
И Важен тут же повторяет за ней:
– Те-те же, папка, эх ты! – Он всегда чутко улавливает настроение родителей.
– Так… ну, и в чем тут у вас заминка? – интересуется повеселевший Гурий.
– Понимаешь, папа, – очень серьезно начинает объяснять Ванюшка, – внизу у нас будет жилая комната, а наверху мы сделаем полати. Бабушка обещала сшить из старого материала большой матрац, набьем его сеном, застелим одеялом, подушки возьмем и будем здесь спать, когда тепло. Здорово? Внизу настелим половики (бабушка отдаст нам старые), сделаем стол, табуретки, еще кой-чего придумаем, и будет у нас свое жилище. Даже вас будем в гости приглашать!
– А точно пригласите?
– Точно! – в голос кричат Ванюшка с Валентином. И Важен тоже кричит за ними следом:
– Точно!
– Ну, и что у вас не получается?
– А вот, видишь… По бокам мы хотим прибить бруски, потолще и покрепче, чтоб доски на них укладывать. Тетя Вера сказала: бруски лучше дубовые, они надежней. Взяли дубовые, а прибить не можем – гвозди гнутся. Вон, смотри – толстенные такие, а не идут. Все пальцы отбили.
– Силенки не хватает?
– Да нет. Просто не идут гвозди, и все.
– Не идут – и все, – повторил серьезно и деловито Важен.
– Тихо, клоп, – останавливает его Ванюшка. – Не мешай.
– Я не мешаю, я наоборот, эх, ты!
– Так, ладно, сейчас посмотрим. –
Намучился Гурий изрядно, прежде чем сумел-таки «пришить» бруски. Тут главное было сообразить, – как наносить удар: вначале несколько тихих, как бы нежных ударов по шляпке, а потом один – сильный и резкий, затем опять несколько тихих, как бы примеривающихся ударов, и снова – один резкий и мощный. В чем тут секрет – неизвестно, но при таком способе гвоздь не гнулся, а потихоньку-помаленьку, хоть и упрямо, но подвигался в глубину дуба. И уж, действительно, когда бруски были приколочены, а на бруски уложены толстые, сантиметра в три, доски, настил получился таким крепким и надежным, что мог вынести не только десятерых пацанов, но и пятерых взрослых в придачу.
Сколько было радости у ребят!
А когда закончили настилать доски, из дома вышел хозяин, старик Емельян Варнаков; за последнее время он заметно сдал, как-то усох, сгорбился, к тому же отпустил густую белую бороду и стал изрядно походить на лесного гнома-боровичка. Поздоровался с Гурием за руку, похвалил ребятишек:
– А смотри-ка, молодцы, ребятёшки, молодцы… – и улыбнулся заискивающе Гурию.
Гурий стыдился старика, отводил от него глаза.
– А что, сынок, – напрямую обратился Емельян к Гурию, – не заглядываешь к нам? Вон мать говорит – приглашала. Не идешь.
– Да так как-то… вроде некогда, что ли, – забормотал Гурий.
– Иди, иди, загляни к ним, – подтолкнула Гурия Вера.
Гурия как током ударило:
– Ну, ты-то чего?!
– А чего? – как ни в чем не бывало проговорила Вера. – Не чужие небось. Зайди, попроведай.
– Ага, ага, – обрадованно закивал головой старик, благодарный Вере за поддержку. – Пошли-ка, сынок, а?
Что делать? Гурий вздохнул с сомнением:
– Да не одет я… в трико, в майке. Неудобно…
– Э, брось, брось, сынок, – заулыбался старик, чувствуя, что Гурий начинает сдаваться. – Какие там неудобства среди своих?
Гурий растерянно взглянул на Веру, а та улыбнулась ему ободряюще:
– Иди, иди… Ну, чего ты?
И пошел Гурий за стариком в дом; за ним, правда, тут же увязался Важен, но Вера остановила его:
– А ты куда? Мы тут дела делаем, а ты бежать от нас?!
– А папка?
– У папы свои дела. Взрослые.
– А у меня?
– А ты с нами дом строишь!
– Дворец, мама, ага?
– Дворец. Точно.
– Ладно. Строю. Папка, я с Ваньком-с Вальком дворец строю! – закричал он вслед уходящему отцу.
Гурий ничего не ответил, они со стариком Емельяном поднимались уже по крыльцу в дом, не до младшего сына ему было.
В доме, на кухонке, как по заказу, был накрыт стол. Это старуха Наталья, завидев еще в окошко, как во дворе разговаривают Емельян с Гурием и как они потом медленно пошли к дому, тут же сообразила накрыть на стол. Соленые огурцы поставила, маринованные маслята, капусту хрустящую, буженинку домашнего копчения, холодную вареную картошку, графинчик с медовухой; а если что еще надо – сообразят сами, подумала старуха, и чтоб не мешать мужикам, даже не стала встречать зятя у порога, а скрылась, спряталась в «малухе», в малой комнатенке, где обычно занималась рукодельем, обшивала семью одеждой.