Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета
Шрифт:
– Что же вас интересует? Хотя, впрочем, я догадываюсь. Вы по поводу взрыва в нашем дворе?
– Да. Я пишу статью о криминале в нашем городе и, в частности, о гибели удачливого предпринимателя Сергея Колесникова. И хотела бы узнать подробности происшедшего.
– Вы уже не первый журналист, который обращается к нам по этому делу, к нам даже с телевидения приезжали.
– Я понимаю, как вам все это неприятно и как надоела вам эта нервотрепка. Но, видите ли, у меня не столько профессиональный интерес, сколько личный. Вдова погибшего бизнесмена – моя близкая приятельница. Она очень просила меня попытаться разобраться в обстоятельствах его гибели.
– Я не думаю, что здесь, в нашей школе, вы сможете найти полезную информацию для вашего журналистского расследования. Но тем не менее я расскажу вам то, что видела сама. Взрыв произошел в половине восьмого утра, а занятия в нашей школе начинаются в восемь двадцать. То есть, как вы сами понимаете, учеников еще не было. В тот момент в школе находились много учителей, завуч, уборщицы и я. Когда прогремел взрыв, мы все кинулись к окнам на левую сторону, где расположен деревообрабатывающий комбинат «Набат». В первый момент мы подумали, что это у них произошла какая-то авария. Мы выбежали во двор и подбежали к бетонному забору, отделяющему школу от «Набата», и попытались сквозь щели заглянуть на территорию фабрики. А через минуту из дальнего угла двора истошно закричала наша уборщица. Мы бросились к ней и увидели труп мужчины, вернее, даже не труп, а части человеческого тела, разбросанные на несколько квадратных метров. Все стены вокруг были в подтеках крови. В общем – жуткое зрелище. Тут прибежали рабочие с «Набата». Наш завуч Лидия Викторовна побежала вызывать милицию, а Людмила Николаевна, преподаватель русского, упала в обморок, пришлось нести ее в медпункт. Приехала милиция. Занятия в школе мы были вынуждены отменить, тем более что взрывной волной выбило несколько стекол на первом и втором этажах. Вот, собственно, и все.
– Скажите, вы не видели никого из учеников, пока были во дворе, сразу после взрыва?
– Нет, не видела, было слишком рано. Хотя иногда мальчишки приходят пораньше, собираются на задворках, курят. Но это бывает уже после восьми. В тот день мы никого не видели.
– А не было ли у вас ощущения, что кто-то из ваших учеников был хотя бы косвенно причастен к взрыву? Ведь это место сбора именно здешних ребят, и вряд ли кто-то посторонний, не связанный со школой, стал бы использовать этот закуток на задворках для своих дел.
– Знаете, я не хочу даже думать, что кто-то из наших детей может иметь отношение к этим, как сейчас говорится, мафиозным разборкам. У нас, конечно же, есть хулиганы, но таких вещей не было и быть не могло.
– Вы не будете против, если я опрошу ваших учеников?
– Да нет, не буду, но очень сомневаюсь, что это вам что-нибудь даст. Да и как вы одна сможете опросить всех? Их ведь в нашей школе около шестисот.
Да, опросить шестьсот школьников – дело нереальное для одного частного детектива. Но у меня родилась идея, и я спросила:
– А что, если мы сделаем по-другому?
– В чем дело?
– Разрешите вывесить на стенде объявление о том, что если есть желающие поделиться информацией, то они могут позвонить мне по телефону. Придется гарантировать вознаграждение и анонимность. Вы не возражаете?
Директриса немного помолчала, потом сказала:
– Ну что же, попробуйте. Но обещайте мне, что, если вы и отыщете свидетелей среди учеников, их участие действительно будет анонимным.
– Конечно,
Мы с ней вместе составили объявление, в котором я дала свой домашний телефон, написали его крупными буквами на большом листе ватмана и вывесили в вестибюле школы на первом этаже.
Глава 2
Ну что же, все, что можно было сделать, я сделала. Теперь можно отправиться домой и пообедать, аппетит нагуляла прямо-таки волчий. По дороге я заглянула в супермаркет, накупила всяческой снеди быстрого приготовления и бегом понеслась домой, чтобы поскорее все это съесть.
Звонок раздался в половине седьмого. Даже раньше, чем я ожидала. В трубке зазвенел взволнованный мальчишеский голос, который, запинаясь, сообщил, что хочет поговорить со мной по поводу взрыва. Представляться звонивший не стал. Я назначила встречу через полчаса на набережной у центрального входа речного вокзала. Когда я поинтересовалась, как выглядит обладатель заикающегося голоса, он ответил, что видел меня в школе и сам ко мне подойдет.
Я была возле речного вокзала уже через двенадцать минут. Поставила машину чуть поодаль от входа и не стала из нее выходить, поджидая юного информатора.
Минут через десять к дверям вокзала подошел мальчишка лет двенадцати-тринадцати, довольно щуплый и мелковатый. Одет он был в затертые джинсовые штаны, видавшие виды кроссовки и ношеную-переношеную ветровку. Сразу стало ясно, что вознаграждение пацаненку не помешает.
Мальчишка настороженно оглядывался по сторонам, и было видно, что он в любой момент готов задать стрекача. Чтобы этого не случилось, я решила появиться с той стороны, откуда он меня никак не ждал, поэтому отъехала на полквартала в сторону, припарковала машину, спустилась к Волге и вошла в здание вокзала со стороны набережной. Изнутри сразу увидела, что мальчишка по-прежнему топчется у входа. Я вышла на улицу и, сделав несколько шагов, оказалась за его спиной. Положила руки ему на плечи, чтобы с первого момента пресечь всякую попытку к бегству. Паренек аж подпрыгнул от испуга, обернулся с расширенными от страха глазами и перекошенным лицом. А я обратилась к нему спокойно, даже ласково:
– Привет. Я – Таня. Пойдем посидим в машине, поговорим?
– Я… я не хочу в машину. Лучше здесь…
– Не бойся, похищать тебя никто не собирается. Мы просто побеседуем немножко. Потом я заплачу тебе десять баксов, и ты забудешь о моем существовании. Годится?
Мальчишка начал успокаиваться, а упоминание о баксах и вовсе его расхрабрило.
– Ну ладно, идемте. Только вы мне деньги сразу дайте, и не в баксах, а в рублях, а то менять их еще…
– Хорошо, – согласилась я. – Как сядем в машину, сразу же отсчитаю тебе рубли строго по сегодняшнему курсу.
Мы прошли полквартала до моей «девятки». Я так и не отпускала его плечо, пока не усадила на сиденье и не захлопнула дверцу. Потом быстренько обошла машину и села рядом с ним.
В салоне еще стоял сигаретный дым, и пацан с ходу попросил закурить. Но у меня тоже есть принципы. Не могу я потворствовать самоубийству двенадцатилетнего ребенка. Вместо этого я угостила его батончиком «Баунти» и банкой Фанты, которыми запаслась заранее.
Мальчишка был весьма доволен таким авансом. Без лишних слов он открыл банку, выдул одним махом добрую половину газировки и принялся за «райское наслаждение». А я полезла во внутренний карман куртки и отсчитала обещанную сумму.