Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета
Шрифт:
– Откровенно? – с лукавой улыбкой спросила Оля.
Я кивнула и улыбнулась ей в ответ:
– Само собой. Это останется между нами.
– Больше всех мне всегда Андрей Терентьев нравился. С ним приятно работать. Он никогда голоса не повысит, всегда выслушает, поможет, если надо. Таких начальников редко встретишь. Балашихин – его полная противоположность. Другого такого зануду еще поискать. Ко всякой мелочи придирается, по любому пустяку выволочки устраивает. Его Андрей всегда утихомиривал, и, если бы не он, я бы с таким противным шефом точно не сработалась.
Пока
– А как насчет Колесникова?
– Колесников? – Оля вновь пожала плечами. – Трудно сказать. Я с ним мало общалась. Не то чтобы он был таким же сухарем, как Балашихин. Просто он… Как бы это сказать, на дистанции ото всех держался. Был неразговорчив. Андрей шутил, что из них троих только его можно к клиентам подпускать. А остальные, что Колесников, что Балашихин, в общении с людьми не очень-то сильны. Конечно, Колесников не был таким злыднем, как Балашихин, просто он был замкнутым человеком. Вот и все, что я могу о них сказать.
– Ничего, если я буду с тобой на «ты»? – спросила я.
– Конечно! – улыбнулась девушка.
– Скажи, Оля, не было ли в последнее время слышно разговоров о каких-нибудь неприятностях, проблемах в агентстве?
Она покачала головой.
– В том-то и дело, что нет До нынешнего понедельника, то есть до гибели Колесникова – так, наверное, будет точнее, – дела шли неплохо. Все, что произошло, для меня – как гром среди ясного неба. Утром в понедельник, когда я пришла на работу, там уже были Терентьев с Балашихиным. Андрей мне сказал, что Колесников погиб при невыясненных обстоятельствах. И попросил об этом не распространяться, чтобы не отпугнуть посетителей. Сказал, чтобы я продолжала работать как ни в чем не бывало. А тут еще наш менеджер, Володя Селиванов, пропал. Как ушел в пятницу, так больше в агентстве не появлялся. Я звонила ему домой, но его и там не оказалось. Странно это, не похоже на Володю. Он всегда был исполнительным, обязательным. Не знаю, что и думать. – Она умолкла.
– А теперь, Оля, мне нужно, чтобы ты во всех подробностях припомнила, что происходило в агентстве в пятницу. Кто и когда приходил в офис?
Секретарша подняла глаза к потолку и сосредоточенно сдвинула брови.
– Посетителей было немного. Хотя обычно у нас так и бывает. Сначала пришли парень с девушкой, по-моему, молодожены. Долго выбирали маршрут. Совещались, спорили, но так ничего и не решили. Потом были пожилой мужчина с девушкой. Ну, понятно, что за парочка, – Оля усмехнулась. – На Кипр хотели ехать. Еще несколько человек заходили, но просто приценивались.
– Вспомни, пожалуйста, не было ли в тот день чего-нибудь странного, какого-нибудь необычного клиента или клиентки?
– А как же, – оживилась девушка, – была одна. Она пришла незадолго до закрытия. Я на нее сразу внимание обратила. Она вошла как-то неохотно, нерешительно. Я, как обычно, к ней обратилась, но она меня не слушала, отвечала невпопад. А тут меня Балашихин вызвал. Я ей предложила посидеть в кресле, дала полистать журналы, а сама вышла.
– А что в ней было странного? – спросила я.
– Чувствовалось, что она очень нервничает. Это меня в ней и насторожило.
– Как она выглядела, помнишь?
– Да, отлично помню. Она из тех, кто сразу в глаза бросается, очень яркая. Длинные рыжие волосы, одета очень хорошо. Невысокого роста, стройная, с хорошей фигурой. На пальцах перстни золотые, часы с золотым браслетом. В общем, сразу ясно, что не из бедных.
– А лицо ее ты не помнишь?
Я почувствовала знакомое волнение, как бывает, когда наконец дело начинает сдвигаться с мертвой точки.
– Я не смогла толком разглядеть ее лица. Она была в темных очках, что меня удивило – день-то был пасмурный. Волосы распущенные, пол-лица закрывали. И к тому же она все время вертела головой. Я обратила внимание на полные, ярко накрашенные губы. И еще заметила – это даже сквозь слой косметики было видно, что кожа у нее неважная.
Я засмеялась:
– И это ты называешь «не смогла разглядеть»… А какого возраста она была?
– Примерно лет тридцати или немного больше.
– Оля, вспомни, что у нее с собой было?
На этот раз девушка призадумалась.
– Сумочка у нее была коричневая, лакированная, по-моему, из крокодиловой кожи.
– А не было ли у нее с собой ноутбука?
– Ноутбука? Нет, я не видела. Ой, постойте, у нее же пакет был, большой, черный. Она его еще на пол поставила, когда в кресло садилась.
– А по очертаниям ты не могла бы хотя бы приблизительно определить его содержимое.
Подумав, Оля немного неуверенно произнесла:
– Мне показалось, там было что-то увесистое… Похоже на книги. Или… Да! Там вполне мог быть ноутбук!
Почувствовав, как усиливается мое волнение, я сказала:
– Понимаешь, Оля, очень вероятно, что эта женщина оставила ноутбук в вашем офисе. Ты ничего не заметила?
– Нет. Никакого ноутбука я не видела. И никаких посторонних вещей после ее ухода не находила.
– А кто еще из ваших сотрудников видел эту посетительницу?
– Кроме меня, пожалуй, никто. Когда она пришла, я была одна в приемной, из начальства туда никто не входил. Володя Селиванов отлучался по делам и вернулся только минут через десять после ее ухода.
– А кто был из начальников?
– Балашихин и Колесников.
– А Терентьева не было?
– Нет. Его вообще не было после обеда. В час дня он собрался, со всеми распрощался до понедельника и уехал.
– А куда, ты не знаешь?
– Нет, конечно. С какой стати он стал бы мне докладывать?
– Ясно. А скажи-ка, Оль, раньше ты эту женщину не видела?
– Нет, никогда. У меня хорошая память на лица, такую я бы не забыла.
– А теперь, Оленька, постарайся до мельчайших подробностей вспомнить все, что происходило в офисе после ухода той женщины вплоть до самого конца рабочего дня.