Хватит ныть. Начни просить
Шрифт:
– Думаю, да, – сказал Алан, роясь в коробках. – Да! Вот она…
«Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет».
Он вставил кассету в магнитофон, я пыталась сдержать свои рвотные позывы, пока Эдвард и остальные слушали мои песни, доносящиеся из колонок.
Мое пение парализовало меня, и в моей голове возник другой знакомый мне голос:
«Я не умею писать песни. Я не умею петь. У меня такой фальшивый английский акцент, а эти люди англичане. Это так унизительно. И, о боже, слова песен такие вычурные и глупые. Кем, черт возьми, я себя возомнила?»
Я хотела бежать. Я не была готова, чтобы обо мне составляли мнение, точно не здесь, в этой комнате, и точно не мои кумиры.
– Вот! Здорово, правда? – Эдвард и его группа любезно кивнули и разговор вернулся к выступлениям, политике и другим богемским темам.
Меня трясло. Я вышла покурить сигарету и села на ступеньки, стояла холодная осенняя темнота, я быстро вдыхала воздух, пытаясь успокоить себя, вдруг сзади закрылась дверь. Это был Эдвард. Он сел рядом со мной и закурил самокрутку. Я никогда раньше не оставалась с ним наедине.
– Я хочу кое-что тебе сказать, Аманда.
Я понятия не имела, чего ожидать, но я знала о его доброте. Боже, я доверяла ему больше чем кому– или чему-либо на тот момент. Но я так боялась.
– Да? – ответила я беспечно.
– Мне понравились твои песни, Аманда. И я говорю это не просто так.
Я уставилась на него в недоумении.
– Мне дают послушать много музыки, – продолжил он. – Так как мы постоянно в пути, знаешь, нам каждую ночь дают тонны демо-записей. И знаешь, они не всегда хорошие. Твои песни хорошие. Я не знаю, что ты планируешь в дальнейшем. Но я надеюсь, что ты продолжишь этим заниматься. Я просто хотел тебе это сказать.
Он потушил свою сигарету и зашел обратно в дом. Я осталась на крыльце с чувством, которое я могу описать только как экстаз. Я витала в облаках еще несколько дней, ходила как в тумане, я думала, что моя судьба была предрешена.
Никто мне никогда не говорил подобного. По крайней мере, никто не был настолько компетентен, никто, к чьему мнению я бы прислушалась. Я пытаюсь вспомнить то чувство каждый раз, когда разговариваю с молодым музыкантом, который набирается смелости сыграть для меня. Я держу в голове мысль, что я могу быть единственным музыкантом, которого он встречал и который может сказать ему:
– Да. Ты можешь делать это. Продолжай.
В следующий раз, когда они приехали в Бостон на гастроли, я училась в колледже в нескольких часах езды от дома и приехала ради шоу. Я уговорила родителей, дай им Бог здоровья, поселить пять английских и одну датскую инди-рок звезду (и еще их менеджера по продажам и звукооператора) в нашем загородном доме. Кто-то из них спал на чердаке, кто-то спал в фургоне на улице, а я ночевала у Джейсона, чтобы они могли спать на моей кровати. На следующее утро я поспешила обратно, чтобы приготовить им завтрак перед тем, как они уедут в следующий город. Видеть, как моя любимая группа завтракает в столовой, где моя семья отмечала День благодарения, перевернула мой мир с ног на голову. Впервые в жизни я вложила столько любви в омлет.
Я понимала, что попытайся я сказать этим людям, что их музыка значила для меня, то ничего из этого бы не вышло, это было бесполезно. А для меня она была всем. Их песни были пейзажем моего внутреннего мира. Я подражала им в написании песен. Если бы я попыталась им это объяснить, это звучало бы слишком банально.
Но я могла сделать им омлет.
К 2002 году мы с Брайаном выбирались на гастроли все чаще и чаще и даже стали зарабатывать деньги за шоу. В конце каждого концерта фанаты просили диски, но мы долгое время продавали лишь футболки и наклейки, дизайн которых придумывали сами. Без музыки.
С развитием новых технологий у нас появилась возможность записывать CD-диски. Мы решили, что не понесем нашу дешевую запись в специализированные места, чтобы размножить ее, а сделаем это сами в целях экономии.
Свою первую запись мы сделали
14
Магазин канцтоваров (Прим. пер.).
В это же время я работала в качестве Невесты на выходных, также подрабатывала стриптизершей, а Брайан работал в филиале ^scamm's в Массачусетском технологическом университете. Он спросил у Гаса и получил его благословение на установление небольшого выставочного стенда с нашими дисками на кассе. За каждую смену он продавал несколько дисков покупателям мороженого.
– Бери у них адреса электронной почты! – напоминала я ему.
Он брал. Большое количество наших первоначальных фанатов были студентами и профессорами университета, которые радостно стояли на наших выступлениях рядом с двадцатидвухлетними ребятами с проколотыми носами и бирюзовыми дредами. Мы с Брайаном получали огромное удовольствие от того, что создали самое эклектичное сообщество фанатов в Бостоне: студенты художественных колледжей, панки-вегетарианцы, трансвеститы, металлисты, преподаватели, люди, которые слушали Национальное общественное радио. Это так много для нас значило. Мы не хотели делать упор на какой-то определенной публике – мы не хотели быть только инди-группой или только готической группой. Мы хотели, чтобы люди, которые приходили на наши концерты, чувствовали себя частью нашей маленькой странной семьи, и чтобы перед ними никогда не закрывали двери из-за того, что они недостаточны круты. Брайан и я, мы оба, были неуверенными в себе чудаками в школе – мы всю жизнь провели за закрытой дверью, поэтому мы не просто хотели заслужить войти внутрь. Мы хотели уничтожить эти двери вдребезги.
Все стало принимать серьезные обороты. Мы не могли уволиться с наших работ, но мы были уже близки к этому. Мы выиграли местную бостонскую битву среди групп. Я бросила курить, потому что хотела поберечь свой голос,
который я без конца теряла. Мы ездили в фургоне, выступали, ездили, ели тонны фастфуда на заправках, ездили, проверяли звук, опять ездили, а когда нам нужен был сон, мы останавливались у старых друзей, наших семей, которые уехали из города, у местных фанатов или же ночевали с другими группами. При крайней необходимости мы снимали дешевый мотель или спали в нашем фургоне, в котором всегда был матрас.
В свою очередь мы принимали у себя в the Cloud Club бесчисленное множество музыкантов и друзей, и неважно играли ли они с нами или нет – это был кармический диванный круговорот. Когда мы были в дороге, я получала по почте фотографии групп на заднем дворе the Cloud Club, групп на крыше, групп в ванной. Группы оставляли благодарственные письма, рисунки, книги и диски в качестве подарков.
Наша фанбаза росла медленно, но верно. Мы ездили по городам: Филадельфия, Портланд, Нортгемптон, Вашингтон – и играли сначала для пятидесяти людей, потом для ста пятидесяти, затем для трехсот поклонников. Информация распространялась. Количество электронных адресов почт росло. У нас до сих пор не было ни менеджера, ни агента.