Хватка мертвеца
Шрифт:
Всего через час из особнячка вышла хозяйка, села в спортивную «японку» и выехала за ограду. Журналист дал ей фору в сотню метров и покатил следом. Виктория Петровна посетила фирменный магазин спортивной одежды, портниху, маникюрный кабинет, супермаркет, где приобрела немного клубники и киви, выпила в кафе чашку кофе и наконец завернула на улицу Горького, где припарковала свою машину в одном из дворов.
Игорь, державшийся все время позади, встрепенулся от тупого занятия – не выпускать объект из поля зрения – и пригляделся к подъезду, куда вошла поднадзорная дамочка.
– Здравствуйте, – сказал он вечным старушкам на скамейке.
– Здравствуй, мил человек, – прошамкала старейшая.
– Хорошая нынче погода, не правда ли?
Старушки дружно кивнули.
– И завтра обещали хорошую погоду?
Старушки пожали плечами. Прогноз-то вечером передают, понял Игорь и, исчерпав тему, перешел к интересующему вопросу.
– Гадалка-знахарка тут живет? В какой квартире?
– Тута, тута, – обронила одна бабушка, сама похожая на колдунью из сказки. – В шешнадцатой.
– Это которая? – спросила другая, должно быть, пришлая – из соседнего двора.
– Наська Курепова, прости Господи.
– Развели бесовщину, страмота! – сурово осудила третья старушка индивидуальную трудовую деятельность отсутствующей Настасьи.
Журналист вернулся к «Москвичу», вполне довольный собой. Хороший улов за полдня. Осталось только дождаться своей очереди на прием. Виктория Петровна вышла из подъезда через десять минут, села в «японку» и укатила со двора. А Игорь отправился к колдунье, в «шешнадцатую».
– Кто там? – спросили журналиста из-за обитой дермантином двери.
– Открывай, – просто сказал Игорь, не зная, за кого себя выдать. На почтальона он не похож. Может быть, клиент? – Я от…
Неожиданно дверь отворилась.
– Да уж вижу, – пробормотала женщина пенсионного возраста, кутаясь в цветастый платок. – Были уже ваши. Утром были!
– Вот как?
– Были, говорю. Все забрали.
– Точно? – переспросил Игорь, все еще не зная, с кем его путает колдунья.
– Да.
– И воск плавили? Порчу наводили?
– Странный ты, парень. Вы ж сами кому хошь порчу наведете, – сказала знахарка, – почище нашего… Так что я за месяц расплатилась полностью. Все! – крикнула женщина и с треском захлопнула дверь.
Журналист снова потянулся к звонку, но потом отдернул руку. Он высокого роста, по-спортивному коротко стрижен, одет в кожаную куртку… Кажется, Игорь догадался, за кого приняла его Настасья. Ухмыляясь, Свистун спустился во двор и забрался в машину. Вот все и прояснилось с версией о вдове-убийце. Но достаточно ли будет его рассуждений для Ларисы?
«Неужели ты любишь валюту больше, чем жизнь? Подумай. Валера». Эта дурацкая строчка, появившись на пейджере, сбила его с толку. На несколько минут Виктор Игнатьевич допустил мысль, что компаньон сам прислал это сообщение. Что Борзов – жив. Но ведь он точно знает, что это не так. Он, может
Соломеин оборвал рассуждение на середине, так как знал, чем оно закончится. Он уже не раз проверял всю цепочку фактов и доводов, ища слабое звено. Его мозг профессионального юриста не находил аргументов против. Все было сделано правильно и чисто. Ошибка невозможна. И пора поставить на этом большую жирную точку. Виктор Игнатьевич даже изобразил ее на бумаге – и раз, и два, и три. Получилось многоточие, значит – недосказанность? Почему, черт возьми? Неужели подсознательно он все-таки боится?
Соломеин выбросил листок с жирными точками в урну.
– Ирина Михайловна, Самохвалов бумаги принес?
– Пока нет, – ответила секретарша по селектору.
– Напомните ему, пожалуйста, и пригласите ко мне Никонову.
– Хорошо, Виктор Игнатьевич.
Пора перестать сражаться с призраками, пора подумать о будущем. После смерти Борзова он – главный в корпорации. И, кому бы покойный ни завещал свои акции, жене или бестолочи-брату, все равно руководить будет Соломеин. А такой капитал требует нового подхода. Продолжать выщипывать из него кусочки и переводить в Швейцарию? Это уже пройденный этап. Корпорация – это потенциальная политическая сила. Виктор Игнатьевич не забыл своего провала на выборах мэра. И если враги сбросили его со счетов, то он их не забыл. Соломеин умеет отступать, но проигрывать в конечном счете не умеет. Он…
– Никонова пришла, Виктор Игнатьевич, – по селектору доложила секретарша, осадив разыгравшееся воображение.
– Пригласите, Ирина Михайловна, – сказал Соломеин, – и приготовьте два кофе.
Лариса вошла в кабинет и остановилась у дверей.
– Здравствуйте, дорогая Лариса Федоровна, – бросился к ней из-за обширного стола хозяин, успевший переменить мечтательное выражение на сочувствующее. – Из-за всех этих хлопот я как-то не успел выразить вам свое сочувствие. Как я вас понимаю, ведь мы оба, можно сказать, потеряли друга.
Цепкими лапками Соломеин пожал прохладную ладонь дамы и подвел ее к креслу у журнального столика, где принимал самых дорогих гостей.
– Присаживайтесь, Лариса, – сам Виктор Игнатьевич устроился в кресле напротив. – Вы ведь были не только секретарем Валерия Мироновича, но и его правой рукой. Я знаю, как ценил вас Валера…
– Спасибо, но…
– И не возражайте, не возражайте, – замахал ручками Соломеин. – Вы один из лучших наших работников.
– Странно слышать это от человека, который тебя только что уволил, – заметила Лариса.
– Вовсе нет, то есть я хочу, чтобы вы продолжали у нас работать.
В кабинет вошла Ирина Михайловна с подносом.
– Вы предлагаете мне стать вашей секретаршей? – невинно спросила Лариса.
Чашки на подносе жалобно звякнули.
– Нет-нет, – быстро сказал Соломеин, боясь, что кофе с подноса переместится на персидский ковер ручной работы. – Я имел в виду совсем другое, – он подождал, пока Ирина Михайловна расставит чашки.
– Спасибо, Ирина Михайловна, – сказал он вслед своей секретарше.