I'm a slave for you
Шрифт:
Драко жадно облизнул шею Гермионы, наслаждаясь теплом гордой красавицы. Он бы хотел касаться ее снова и снова, целовать, обнимать ее, любить… Малфой подхватил голую девушку и бросил ее на широкую мягкую кровать. Она так красива, так сладка… гриффиндорка могла вскружить голову Драко одним своим видом, одним неаккуратно брошенным взглядом, глубоким томным вздохом или ласковым словом. Находясь рядом с ней, Малфой забывал, кто он такой. Забывал все на свете и поддавался самым низменным своим инстинктам.
Гермиона закрыла глаза. Сейчас она не в силах притворяться, что хочет этого так же, как и Драко. Да, разумеется, юноша
Драко старался быть ласковым и нежным. Малфой аккуратно целовал нежную шею Гермионы, щекоча ее, заставляя слегка выгибаться ему навстречу. Несмотря на то, что гриффиндорка всей душой ненавидела юношу, это не мешало ей наслаждаться его ласками… Бывали моменты, когда он действительно доставлял Гермионе то самое удовольствие близости, но за ним всегда приходило осознание поступка, словно мерзкий горький привкус самого прекрасного на свете вина, оно заглушало всю мощь оргазма, превращаясь в агонию вины.
Малфой шаловливо улыбнулся, нежно взглянул Гермионе в глаза и поймал ее испуганный взгляд. Почему? Почему в этих прекрасных шоколадных глазах светится страх? Слизеринец так давно не видел ее напуганной, вечно встречая гордые взгляды красавицы да фальшивые улыбки. Сейчас же она была похожа на загнанную в угол кошку, а не на гордую прекрасную львицу, какой Драко привык ее лицезреть.
Он успокаивающе погладил ее по внутренней стороне бедра, стараясь тем самым показать ей, что сегодня намерен быть ласковым. Драко почувствовал, что Гермиона чуть расслабилась в его объятиях, но все еще оставалась напряженной и отрешенной.
Шатенка осторожно отвернулась от Драко и кинула безразличный взгляд в окно. Легкий летний ветерок слегка покачивал кроны высоких деревьев Малфой Мэнора. Как же ей хотелось оказаться там, на улице, гулять по бескрайним просторам сада, любоваться живописными пейзажами этого края… Но что же ей достается? Холодные, мерзкие объятья слизеринского принца…
Это так печально. Умнейшая ведьма своего поколения, знаменитая подруга того самого Гарри Поттера! Она была рождена для открытий, для невероятных подвигов, она должна была заключить в объятья целый век! Но должна довольствоваться лишь холодными объятьями жестокого юноши…
Малфой приподнял девушку, чуть пододвинул ее ближе к себе. Бедро Гермионы уперлось в бок Драко, распаляя юношу еще сильнее. Его плоть напряглась в ожидании чарующего, манящего удовольствия. Сильная ладонь Драко легла на бедро Гермионы. Она чуть дернулась, почувствовав нежное прикосновение юноши. Рваный выдох вырвался из груди девушки. «Снова. Он снова хочет…», – думала Гермиона. К глазам подбежали непрошеные слезы. Испуг сковал тело девушки, точно холодные стальные цепи. Не вырваться, не скрыться от этого всепоглощающего страха.
«Он решил опять надругаться надо мной…», – думала Гермиона, стараясь отвернуть лицо в сторону, чтобы Драко не увидел ее слез. Было так страшно вновь почувствовать эту боль, режущую, жгучую боль… Несомненно, Драко ждет, что она станет умолять его прекратить. О, это принесет ему только радость. Ему всегда нравилось подчинять, чувствовать превосходство в груди…
Малфой закрыл глаза от сладостного ощущения
Гермиона болезненно выгнулась, почувствовав руку Драко. Она вся напряглась, предвкушая дикую боль прошлой ночи, но, к удивлению своему, чувствовала лишь приятную истому, разливающуюся по мышцам живота.
По телу девушки пробежала дрожь. Драко, отдавшись власти темного и опасного порыва, слегка сжал розовый сосок Гермионы зубами. Руки грязнокровки взметнулись вверх. Страх не давал покоя, и тоненькие ладошки упрямо уперлись в грудь юноши, чувствуя напряженную неподвижность его мускулов. Малфой слегка вспотел и слабые руки Гермионы скользнули вниз, ощутив стальную упругость живота. Разве способна она остановить его? Конечно, нет. Малфой всегда берет то, что хочет.
Ладони Гермионы бессильно опустились. Сломавшись под ласками опытного юноши, она совершенно лишилась былого страха. Все ее хрупкое тело, казалось, было радо от неизбежности того, что должно произойти, зная, что как только Драко утолит свой голод, наступит наконец умиротворение и покой.
Прикосновения его пальцев были сладкой мукой, рот его, медленно и чувственно терзающий ее губы, – карой и редчайшим наслаждением. Гермиона почувствовала, как напряглись и отвердели ее мышцы, и, не в силах больше сдерживать себя, позабыв о жгучей боли, терзавшей ее всю ночь и все утро – ее тело медленно волнообразно задвигалось, а бедра подталкивали, просили, молили…
Драко умиленно хмыкнул, почувствовав, как напряжена Гермиона, как ее тоненькие ручки упрямо отвергают его ласки. «Я же не груб с тобой, я просто хочу, чтобы тебе понравилось», – думал он, не останавливаясь. Она – словно маленький боязливый котенок. Юноша поднял ладонь, чтобы погладить ее по щеке и к своему ужасу заметил, что она в крови.
«Но, как? Что я мог с ней сделать?» – думал Драко. Юноша замер, всматриваясь в лицо Гермионы. Она плотно закрыла глаза, стараясь не думать ни о чем, стараясь сбросить с себя то наваждение, что страшный юноша внушил ей. Гермиона осторожно, точно боялась встретиться взглядом с Драко, открыла глаза, когда почувствовала, что Малфой остановился. Слизеринец замер, разглядывая собственную ладонь, испачканную в крови девушки. Взгляд холодных серых глаз не то смягчился, не то казался испуганным и напряженным. Малфой упорно отказывался признавать, что прошлой ночью сотворил с Гермионой что-то подобное… Что-то ужасное…
– Я… Я вызову тебе врача, – сказал Драко, кинув на Гермиону взгляд полный жалости и сочувствия.
Девушка еле заметно кивнула, ошарашенная таким резким решением. Гермиона явно не ожидала, что Драко способен на сочувствие к ближним. Юноша наклонился к Гермионе и ласково поцеловал ее в лоб.
– Тебе нужно одеться, – сказал он.
Внезапно, в окно постучались. Гриффиндорка мгновенно повернула голову, чтобы увидеть источник звука. На ветке дерева, росшего совсем рядом с домом, сидела огромная полярная сова, сверкая своими желтыми глазищами. В крючковатом клюве она цепко держала письмо со странной черной печатью, не знакомой Гермионе. Возможно, видела когда-то… Может, если рассмотреть ее поближе, удастся вспомнить, какому дому она принадлежит?