i 8e24c74a9ae34e0c

Неизв.

Рыжая молчала и смотрела в глаза лучшей подруги, ожидая, когда та все-таки ответит на вопрос. Руслана с ответом не спешила. Девушка знала, что Ирка обо всех ее терзаниях давно уже догадалась, просто молчала и ждала, пока Руслана созреет для разговора. Лезть с ногами в душу — пусть и подруги, но все же чужую — Ирка не торопилась. Чужая душа потемки. Однако волнение за Руслану пересилило, и рыжая все-таки решила попытать счастье.

Руслана молчала довольно долго, но при этом она ни разу не отвела взгляд в сторону. Вздохнув, девушка приподнялась на локтях, а затем села на покрывале, притянув к себе колени. Положив на них голову, Руслана заговорила:

—

Я собиралась начать все заново, попытаться изменить хоть что-то. Я хотела отпустить прошлое, забыть его. Даже когда оно подкралось слишком близко, я думала, что решила все окончательно, раз ушла тогда к Владе и поехала с ней к маме. Я думала, это много изменит. Видимо, я очень много думала. Столько раз мысленно возвращалась назад, хотя нужна была Владе, — Руслана вздохнула. — Я убеждала себя в том, что прошлого не существует. Ведь если оно есть, то я еще не родилась или картошка, которую мы храним на балконе, еще не выросла. Но положить что-то в ящик и закрыть его… еще не значит выбросить или уничтожить. Знаешь, самоубеждение — великая вещь, но в меру. Вообще все хорошо в меру. Да вот только как понять, где она? Где эта мера? Чертова невидимая граница…

Ирка села рядом с Русланой, одну ногу подобрав под себя, а другую согнув в колене. Локтем она уперлась в коленку, а кистью, согнутой в кулак, легонько постучала себе по лбу, будто бы старалась тем самым родить какую-нибудь умную мысль. В итоге она другой рукой взлохматила Руслане волосы и, приобняв, притянула к себе. Девушка со шрамами закрыла глаза и порывисто выдохнула. Слез не было, но противный комок все-таки застрял в горле.

— У людей много разных шрамов, но если о них не говорить, то их не будет видно, — с грустью ответила рыжая. — Но, блин, я же чувствую твое настроение, и мне ужасно трудно принять то, что я ничего не могу сделать для тебя… Эх, как было бы круто и просто, если бы ты была моей девушкой!

Руслана повернулась к Ирке и, иронично изогнув бровь, испытующе посмотрела на подругу.

— А че? — в типичной манере ответила рыжая. — Мы же с тобой идеально подходим друг другу… Ну давай, поцелуй меня!

— Ирка, перестань! — Руслана, смеясь, стала отбиваться от настырной рыжей, пока та, звучно причмокивая, пыталась поцеловать подругу. — Ну правда! Что ты потом Насте скажешь, если у тебя… Ир?

Рыжая, услышав знакомое имя, перестала дурачиться и посмотрела на Руслану уже совершенно по-другому. В глазах скрывалась боль вперемешку с глухой яростью. Отвернувшись, девушка посмотрела в сторону, на стенку, где висел очередной портрет их с Русланой невидимого друга, фиолетового бегемотика Джимми.

— А что я ей скажу? — Ирка бросила этот вопрос так, словно он был ей противен. — Она же теперь с этим… с Сашей встречается. Я ее почти и не видела с тех пор, как она, — на щеках у рыжей заходили желваки, — ушла, в общем. Она у Васи теперь редко бывает.

— А мне ты говорила, что на девушек не смотришь, — с улыбкой произнесла Руслана.

— Я и не смотрела, и не смотрю, и смотреть не планирую. Но Настя, она особенная. Черт, стерва! Как она могла уйти к этому… агр! Ну и ладно. Пусть валит! Главное, чтобы она была счастлива… но если увижу хотя бы один долбанный раз, что она на меня смотрит больше пары секунд, захапаю к себе в пещеру! — Ирка фыркнула. — А че? Нефиг было зевать да лупать глазами, чтобы на меня пялиться… Стерва блондинистая! Ненавижу!

Руслана ничего не ответила. Иногда бывает так, что людям нужен человек, чтобы выговориться,

выплеснуть, так сказать, ему всю душу, выложить все подчистую, а тот человек, в свою очередь, должен только молчать и слушать. Со стороны это может показаться эгоистичным поступком, но никто в этом мире не железный.

Ирка еще побурчала себе что-то под нос, назвала Настю всеми нелестными словами — в разумном, конечно, пределе, – но затем, будто что-то вспомнив, резко схватила Руслану за плечи и с виноватым видом попросила прощения.

— Блина, Симба, прости! Я тут со своими тараканами полезла. Ну я и эгоистка. У меня тут подруге плохо, а я ей на баб жалуюсь… Стерва, — в сторону повторила Ирка, все еще не в силах забыть Настю.

— Да у меня такая же проблема, — с грустной улыбкой отозвалась Руслана.

— Все бабы козлы, — хмыкнула Ирка.

В комнате рыжей вновь воцарилось молчание, только не то тяжелое, которое обычно давит на собеседников, прижимает их к полу и заставляет волноваться, а другое, дружеское, в котором всегда чувствуется незримая поддержка.

Если бы у Русланы не было Ирки, а у Ирки — Русланы, невыносимо тяжко было бы переживать результаты своих мыслей.

— Не можешь забыть ее? — спустя какое-то время осторожно спросила Ирка.

— Не могу, — слишком резко ответила Руслана, а затем чуть слышно прошептала: — Не хочу… Понимаешь, мне кажется, если я отпущу ее из своего сердца, то я потеряю себя безвозвратно, отдам жизнь всепоглощающей пустоте. Мне кажется, это равносильно отказу от души, даже хуже. Слишком громкие слова, я понимаю, но по-иному выразить все то, что сидит у меня внутри, я не могу, Ир. Не могу.

На лице у Ирки отразилось понимание. Хотя рыжая и не могла полностью понять Руслану, она чувствовала, как ей нелегко. Невозможно полностью понять человека, если ты не чувствовал то, что он испытывает сейчас.

— А Влада?

Ирка смутно ощущала, что этот вопрос повис где-то в невесомости между желанием Русланы и ее совестью. Девушка глухим голосом ответила:

— Я не хочу делать ей больно. Уж кто-кто, а она точно не заслужила этого… Но и врать я тоже не хочу. За эти месяцы я привязалась к ней… Как же трудно было мне ответить на ее вопрос о татуировке! — воскликнула Руслана и поднялась с покрывала; подойдя к окну, она повернулась к Ирке и произнесла: — Я сказала, что это память о моем друге, о белом вороне, похороненном возле заброшенной стройки, — на какое-то время она замолчала, но затем заговорила вновь, и голос ее был хриплым и каким-то поломанным: — Это ужасно, Ир. Хуже лжи может быть только недосказанность или исковерканная правда, что, по сути, одно и то же. Ты погружаешься в это мерзкое ощущение и, отплевываясь от грязи, все больше и больше утопаешь в этом отвратительном чувстве.

— Пойдем на кухню! — внезапно произнесла рыжая и резво вскочила. — Еда — лучшее средство против всех проблем! Дава заварганим де ля иишницу*!

— Что-что? — переспросила Руслана, не в силах сдержать улыбку.

— Иишницу! — произнесла Ирка таким голосом, словно бы Руслана была несусветной бездарностью, раз не знала, что это. — Де ля которая.

— А причем тут де ля…

— Ай, — шикнула Ирка, — пойдем уже.

И, не поясняя больше ничего, Ирка, чеканя шаг, направилась в сторону кухни. Руслана смотрела ей вслед и чувствовала, как теплое чувство благодарности разливается по телу. Ирка научила Руслану тому, что, как бы ни было тебе тяжело, никогда не следует отчаиваться, сдаваться и опускать руки.