И аз создам!
Шрифт:
Затем, чуть ли не нараспев:
– «Химический институт высоких давлений имени Смилги»… Ну, а что? По-моему звучит!
Подмигнув профессору:
– По крайней мере - не хуже, чем «Имени Ипатьева», согласитесь!
Тот, скрипнув зубами:
– Вам никто не говорил, что Вы – чудовище?
Я затаил дыхание… Опаньки… Кажись…
КЛЮНУЛО!!!
Сделав морду кирпичом:
– Да, кажный день по сто раз, а чё?
Ипатьев спросил глядя прямо в глаза:
– Крупную химическую корпорацию, говорите,
Я своих глаз не отвёл:
– Да, хочу! А раз я хочу – она будет создана, пусть даже договариваться придётся не с Вами – а с самим Дьяволом.
– Такую, как «И. Г. Фарбениндустри» или «Bayerishe Stickstoff Werke»?
– На меньшее не согласен.
Глядя куда-то в сторону, тот:
– Как-то раз Лев Троцкий, расспросил меня о состоянии химической промышленности за границей и после моего подробнейшего доклада, задал вопрос: «Сколько же нам надо времени, чтобы создать такое?». «Не менее 25 лет, — был мой ответ, — и то, если мы будем систематически изучать этот вопрос и упорно трудиться над его решением».
– Тогда, он мне ничего не ответил… Но через некоторое время после этой беседы, будучи на митинге текстильщиков - где между прочим, говорил о необходимости развить химическую промышленность в Союзе, Троцкий заявил буквально следующее: «Здесь я, не согласен с мнением профессора Ипатьева, который только что вернулся из-за границы и который заявил мне, что надо 25 лет, чтобы дойти в развитии красочного дела до того состояния, какого достигла в настоящее время Германия. Но я думаю, если пролетариат захочет – мы будем её иметь через пять лет».
Предельно язвительно:
– Судя по раздавшимся после этих слов аплодисментам, пролетариат «этого» хотел! Но прошло уже почти пять лет, а «воз» химической промышленности – даже красочной и, ныне там.
Я пристально посмотрел на него: в той, в «реальной истории», Владимир Николаевич оставит сей говённый мир в 1952-м году - прожив от сего времени, когда мы с ним беседуем - ещё двадцать шесть лет…
– У Вас будет это время, Владимир Николаевич!
Долго мы с ним играли в «гляделки» и, наконец он отвёл взор со словами:
– Не знаю почему, но я Вам верю, Серафим Павлович.
Протягиваю руку, и:
– Так, что? Посёлок Растяпино будет называться «город Ипатьевск»?
Берёт мою ладонь в свою и, пожав её, задерживает:
– А вот этого категорически не хотелось бы! Ассоциации нехорошие навеивает, знаете ли, после того как в подвале Ипатьевского дома - расстреляли Государя Императора и его семью.
У меня всегда в запасе имеется запасной вариант:
– Тогда «Менделеевск». Как Вам?
Тот, перекрестившись:
– Повезло Дмитрию Ивановичу не дожил до смутных времён, не стоял перед выбором - остаться или навеки покинуть Россию, а потому при любой власти – будет гордостью России - ныне, присно и во веки веков… Пусть будет «Менделеевск», но только после первых значительных результатов вашего…
Подняв палец, строго поправляю:
–
Кивает согласно:
– …Нашего «Россхимпрома».
Глава 12. Хлеб – всему голова!
ХЛЕБ – ВСЕМУ ГОЛОВА!!!
Кто опровергнет эту простую - как ржаной сухарь, истину?
Правда из-за особенностей климата Нижегородского края, этот «хлеб» в наших широтах может быть только «вторым»… Картошкой стало быть, на которую я сделал основную ставку.
Почему не рожь иль не пшеница, скажем?
Места здесь густо заросшие лесом, с небольшими посевными площадями. При норме потребления двенадцать пудов ржи на душу в год, урожайность тогда была практически как при генсеке Горохе - около пятидесяти пудов с десятины, это семь-восемь центнеров с гектара. И как следствие - хроническое недоедание в крестьянских семьях (а таких было едва ли не восемьдесят процентов из всего количества), являлось повседневной обыденностью.
Но, это даже не полбеды – это вообще не беда…
Два-три года в каждом десятилетие - то холодно, то дождь не вовремя и, в результате – недород, от которого в старину умирали практически все младенцы.
Да и не только в старину!
Ещё не успели сгнить деревянные кресты на бесчисленных могилах жертв грандиозного голода в Поволжье начала 20-х годов и, эта ситуация - в любой момент может повториться и, даже усугубиться. Одна из главных причин такой ситуации то, что рожь в это время — монокультура, исторически вбранная нашими предками как самая морозостойкая. Ни пшеница, ни ячмень, ни овес в наших краях - не могут с ней соперничать по этому важнейшему признаку, разве что лебеда.
Но при всех своих несомненных достоинствах – рожь низкоурожайная, даже на хороших земля дающая не более восьми центнеров с гектара.
Картофеля же, с той же территории, при особо блапгоприятных условиях - можно собрать до четырёхсот!
Конечно же, я на радостях несколько залупил с рекордами… Но в среднем - двести-четыреста центнеров с гектара – это вполне реальная цифра.
Естественно надо учитывать, что в отличии от зёрен злаков - клубни картофеля водянистые, менее калорийные и нуждаются в особых условиях для хранения… Но всё равно: замена монополии ржи на полях, монополией картошки – позволяется вырастить как минимум в десять раз больше пищи с той же посевной площади.
К тому же, картофель менее требователен к почве и растёт там - где рожь даже не взойдёт. Картофель имеет меньший вегетативный период, а выкапывать-собирать её можно даже под проливным дождём.
Для его выращивания не нужна лошадь – можно обойтись лопатой и теми двумя «заготовками», что её держат. Ведь, вскопать вручную участок в десять соток – которые дадут две-три тонны картошки и, обеспечат продовольствием семью из четырёх человек - не трудно, это совсем плёвое дело для наших привыкших к тяжёлой физической работе предков.