И аз воздам
Шрифт:
— Отвечу на твой вопрос, — продолжил Курт, посмотрев в кружку с пивом и чуть отодвинув ее от себя. — Приятно мне подозревать Хальса в чем-либо или нет, а виновность его я допускаю, пока не доказано обратное. Хотя ad imperatum [87] и надлежит поступать наоборот. Но, откровенно говоря, Господню кару в его случае я рассматриваю в последнюю очередь; pro minimum потому, что накануне гибели он намеревался раскрыть нечто важное, а мне сдается, что Господь обождал бы с гневом и дал бы ему возможность выговориться, а мне — довести до конца расследование.
87
Согласно
— А оно ведь все еще над нами висит, как тот меч, — вздохнул Ван Ален, с сожалением глядя на пустую тарелку перед собой и явно прикидывая, влезет ли в него еще одна порция, подобная первой, каковой можно было, откровенно говоря, накормить половину наемнической шайки. — И делать с этим висяком что-то надо, покуда дело не протухло и последние следы не исчезли… Есть мысли?
— У вас, я так понимаю, ни единой? — не ожидая ответа, спросил Курт; поколебавшись, переглянулся с Нессель и кивнул, понизив голос: — Да. Есть. Опасная мысль и, прямо скажем, для инквизитора неподобающая, за каковую начальство меня по головке не погладит, но иной возможности я не вижу.
Охотники исподволь огляделись вокруг и придвинули табуреты ближе, хотя и так сидели, почти упершись грудью в столешницу.
— Что за мысль? — понизив голос, уточнил Лукас, и Курт так же негромко пояснил, кивнув на Нессель:
— Готтер. Она может помочь.
— Твоя эскулапша? — непонимающе и чуть растерянно уточнил Ван Ален-старший, поспешно оговорившись: — Я ничего не хочу сказать, обидеть тоже никого не хотел, но…
— Она не лекарь, — так же тихо возразил Курт, и охотник запнулся, непонимающе нахмурившись. — Точнее, Готтер, разумеется, умеет врачевать, и это у нее получается лучше всего — попросту потому, что именно в сей области у нее был самый серьезный и частый practicum, однако этим ее умения не исчерпываются. Кроме прочего, она умеет видеть… то, что мы видеть не можем. И проникать разумом и чувством в такие сферы, каковые простым смертным не доступны.
— Опа… — тихо проронил Лукас во всеобщей тишине. — В напарницах у инквизитора — нежданно ведьма.
— В Конгрегации мы зовем их expertus’ами, — поправил Курт. — Методы же работы у каждого из них свои, но в одном они едины: никто из них не использует никакого чародейства, только природное дарование и, как предел допустимого, magia naturalis [88] .
— Как у твоей лекарши, — договорил Ван Ален-старший; Курт кивнул:
— Да. Методы Готтер — это то, чем она одарена от рождения, и немного усвоенных знаний в довесок.
88
Натуральная магия (лат).
— И, — осторожно уточнил Лукас, — какими же такими знаниями она намеревается воспользоваться, что это способно обозлить твое начальство?
— Прежде всего — должен предупредить: об этом я не говорил и не скажу никому, кроме вас двоих, — одарив братьев многозначительным взглядом, произнес он. — Ульмер об этом не знает, и я хочу, чтобы так все и оставалось.
— Не хочешь ставить в известность даже своих? — хмыкнул Ван Ален-старший. — Видать, и впрямь задумал что-то непотребное.
— Расскажи им, — тихо попросил Курт, кивнув ведьме, и та вздохнула, тоже украдкой оглядев полупустую трапезную залу:
— Хорошо… Дело в том, что человеческая душа не всегда уходит сразу же из нашего мира — к Господу ли, в адские бездны ли; по крайней мере, когда речь о том, кто умер не своей смертью — самоубийцах или убитых, особенно убитых так, что их возможно счесть невинно убиенными. Какое-то время они пребывают
— Та-ак… — протянул Ван Ален, переглянувшись с братом. — Что-то и впрямь нехорошие подозрения у меня возникают… Молот Ведьм, а разве не запрещает Церковь говорить с мертвецами? Я, конечно, понимаю, что начальствующие на многое, что ты вытворяешь, смотрят сквозь пальцы, но некромантские забавы — как-то чересчур даже для тебя.
— Некромантия — это другое, — твердо возразила Нессель, бросив на майстера инквизитора короткий смятенный взгляд. — Я не намереваюсь призывать чей-то дух оттуда, где ему Господом определено быть, и не буду поднимать чье-то умершее тело.
— Уже лишь то, — хмуро добавил Курт, — что есть подтвержденные случаи, когда дух умершего сам обращался к живущим, прося достойного погребения, наказания убийцы или исполнения последней воли, и эти случаи Церковь не считает проявлением дьявольских сил — говорит о том, что к некромантии все это отношения не имеет.
— Порой случается так, что душа умершего не может уйти, — продолжила Нессель тихо, — но не может и собраться с силами, чтобы дать знать о себе. Это может быть потому, что человек даже не понял, что умер, это… это что-то сродни сумасшествию. Он просто не знает, что делать и где он, а порой даже забывает, кто он. Или это может быть потому, что смерть потрясла его так, что убитый… или умерший… пребывает в унынии и… Ты бывал когда-нибудь в таком расположении духа, когда все валится из рук? Когда знаешь, что надо делать что-то, но делать не можешь — нет сил, и даже кажется, что физических сил тоже, хотя ты не устал, не болен, не ранен?
— Разумеется, — кивнул Ван Ален. — Но в вопросах жизни и смерти на такое принято плевать и делать, что положено.
— Это потому что ты еще жив и в себе. А когда от тебя остается один лишь дух… Это тяжело. И со временем все тяжелее и тяжелее. Бывает и так, что такая душа остается вечно скитаться и в своем унынии забывает, почему осталась здесь, и окончательно сходит с ума… если так можно сказать. Но ей можно помочь, можно как бы протянуть такой душе руку навстречу — туда, в смертный мрак, и на время вывести ее к свету, чтобы человек мог поделиться своей болью, мог сказать, что заставило его остаться и что поможет упокоиться.
— И… — уточнил Лукас, — ты хочешь вызвать дух убитого inspector’а, что ли?
— Не «вызвать», — строго возразила Нессель. — Я уже говорила, что вызывание духов — это другое. Я хочу узнать, здесь ли он. Ушел ли или остался…
Ведьма запнулась, снова скосившись на Курта, и он кивнул:
— Да. Говори всё.
— «Говори всё?» — опасливо переспросил Ван Ален. — Я правильно понял, что идея побеседовать с мертвецом — еще не самое дикое, что вы задумали?
— Есть еще одна причина, по которой оставшаяся среди живых душа не может дать знать о себе, — пояснила Нессель. — Это когда некто, обладающий особой силой и особыми умениями, запрещает ей это делать. Словно ставит ей преграду, отнимает силы, и тогда душа по-прежнему не может уйти, куда ей полагается, но и ничего не может изменить. И… Я уже пыталась узнать, здесь ли убитый и можно ли его услышать. По-моему, мы имеем дело именно с таким случаем: кто-то не позволяет ему это сделать. Я хочу попытаться пробиться через стену, которую он возвел.