И аз воздам
Шрифт:
— Ах ты ж мать твою… — послышался рядом свистящий полушепот Ван Алена, и охотник отступил назад, прикрыв нос рукавом. — Вот ведь черт…
Курт не ответил, молча подступив ближе к телу у лестницы, и, помедлив, присел подле него на корточки. Дух горелой плоти стал ближе и ощутимей, смешавшись с запахом сажи, дыма, разогретого камня, горячего воздуха; с потолка на локоть, зашипев на коже фельдрока, упал клочок горячего пепла, и Курт рассеянно смахнул его на пол, медленно, с невероятным усилием сдвинув, наконец, взгляд к тому, что прежде было человеческим
— И… что скажешь? — сдавленно спросил Ван Ален.
Голова мягко закружилась, и мир перед глазами поплыл, будто в бреду, будто он медленно погружался в ледяную, по-зимнему прозрачную воду и теперь смотрел на то, что было вокруг, из-под колеблющейся речной глади — видя и не видя…
Не видя лица перед собою — и вместе с тем видя во всех подробностях, отмечая всё, каждую мелочь, каждую черту…
— Молот Ведьм?
Ледяная вода давила на горло, едва давая дышать и не позволяя произнести ни звука…
«Есть точки, на которые можно надавить — даже на тебя. Есть друзья, приятели, сослуживцы… — Если встанет такой выбор, на них можно закрыть глаза»…
Курт медленно сомкнул веки, переведя дыхание и чувствуя, как вместе с воздухом в легкие устремляется горелый смрад, и снова открыл глаза, не отводя больше взгляда от того, что было напротив, рядом, на расстоянии протянутой руки.
Не отводить взгляда.
Не думать о том, на что он направлен.
Не думать о ненужном. Ненужное — лишнее.
Не чувствовать запаха горелых тел, тепла не остывших стен и ступеней.
Не чувствовать тепла…
Не чувствовать.
Это лишнее.
— Кое-что есть.
От того, как спокойно и отстраненно прозвучал собственный голос, почему-то стало холодно; на мгновение умолкнув, он продолжил, поведя рукой над телом:
— Видишь? Эта рана была нанесена при жизни. Ножевой удар. Хороший, сильный. Пробил брюшину, а также почти прорезал и сломал ребро — вот тут. И нож был хороший — широкий и остро заточенный.
— Такой? — уточнил охотник, поддев ногой что-то, лежащее подле второго тела; Курт обернулся, бросив взгляд на закопченное, испачканное сажей оружие, и медленно кивнул:
— Да, что-то вроде такого. Ее ранили и подожгли дом. Умерла она уже в огне, и умерла не от дыма, задохнувшись, а именно от огня.
— С чего ты взял? — неуверенно спросил Ван Ален, явно смущенный его спокойствием. — И с чего ты взял, что это вообще твоя графиня? Быть может, ей удалось выбраться, и она сейчас у кого-то из соседей или…
— Нет, — оборвал Курт уверенно, и тот запнулся, умолкнув. — Это она. Вот это принадлежит ей, — он указал на лежащий в слое угля и пепла стальной гребень для волос с остатками потекшего серебра на нем. — И лицо. Оно сильно обезображено огнем, но я все равно узнаю его; я его слишком хорошо знаю, да и… все остальное тоже. Что же до первого твоего вопроса — вот, посмотри: локти и колени распрямлены. Когда тело обгорает уже после смерти, они полусогнуты; не знаю, отчего так происходит, но — поверь опыту. У обгорелых
— Прямо возле руки, — не сразу отозвался Ван Ален, с усилием отведя взгляд в сторону. — И если судить по тем признакам, о которых ты сказал, этот сгорел уже мертвым.
Курт склонился над обугленными останками, всмотревшись; охотник рядом с ним шумно сглотнул, с трудом вдохнув сквозь прикрывавший лицо рукав, но на сей раз назад не отступил.
— Удар в горло, — констатировал Курт, распрямившись. — Края ран обгорели, но если присмотреться — их видно: четыре отверстия, удар нанесен чем-то острым, но без режущих краев… Это ее гребень.
— По крайней мере, она и его забрала с собой, — произнес Ван Ален тихо и, когда Курт распрямился, бросив на него пустой равнодушный взгляд, неловко пожал плечами: — Утешение так себе, понимаю… Слушай, Молот Ведьм, пока мы одни, хочу сказать. Ты это… Когда я насмехался над этой женщиной и над вами, и… Я и не думал, что между вами что-то и в самом деле есть. Я думал — слухи, сплетни, ничего более… Мне очень жаль, что так вышло.
— Твоей вины нет, — отозвался он, отступив от обугленного тела и бросив взгляд вокруг. — Мы сами хотели, чтобы всем так казалось — что это лишь слухи и ничего более. Сами насмехались друг над другом на людях… Сам понимаешь, нам обоим было совершенно ни к чему повествовать о наших отношениях всему свету.
— Она… и правда любовница Императора? Вы опасались, что он узнает и…
— Он знает, — оборвал его Курт, и охотник замер, глядя на него удивленно. — И, сдается мне, его сей факт особенно не беспокоил; и не только потому, что такие их отношения уже давно прекратились… Нет, Ян. Дело не в ее высокопоставленных любовниках и даже не в людской молве. Помнишь, при нашей первой встрече я говорил тебе, что не иметь друзей, семьи и близких — самое надежное и безопасное? Когда нет тех, кто тебе дорог, на тебя нечем надавить, тебя нечем запугать… И тебе нечем нанести душевную рану, чтобы дать понять и напомнить о том, как ты уязвим.
Ван Ален нахмурился, скосившись на тело Адельхайды у лестницы, и осторожно выговорил:
— То есть, ты думаешь, это всё — из-за того, что вы…
— Я не верю в случайности, Ян, — не дав ему договорить, произнес Курт ровно. — Что мы здесь видим? Похоже на то, что грабитель забрался ночью в дом, хозяйка спустилась на шум, он ударил ее ножом, она успела ударить в ответ, но выронила светильник, который был у нее в руке, тот разбился, масло разлилось, случился пожар, и все погибли. Думаю, такую версию и примет магистрат.