И бегемоты сварились в своих бассейнах
Шрифт:
— По-моему, дурацкая затея, — заметил Ал.
— Осторожность — добродетель, не свойственная молодежи, — улыбнулся я. — Вообще, если подумать, ничего страшного в этом нет. — Ал бросил на меня уничтожающий взгляд, проигнорировав который, я мечтательно произнес: — Ах Франция… Передайте ей от меня привет, когда доберетесь — если доберетесь.
Официант начал подносить еду. Сначала креветки, затем горячий суп. Одновременно с супом появились коктейли. Так всегда бывает, и в результате либо суп стынет, пока пьешь коктейль, либо вкус коктейля теряется на фоне супа.
Ужин подошел к концу. Хелен заявила,
Мы вышли, обсуждая, что будем делать. Ал предложил:
— Может, навестим Конни?
— Кто это? — спросил Филип.
— Девушка, которая работает в «Пикчерс магазин». Помнишь, я рассказывал, как был с ней на крыше две недели назад?
— Ладно, пойдем.
— Только она переехала, — сказал Ал, — а нового адреса у меня нет, потерял, кажется… Надо узнать у Агнес или у кого-нибудь еще.
Я пожал плечами.
— Стало быть, не пойдем.
— Стало быть, нет, — согласился Ал. Мимо шел черноволосый мальчик лет двенадцати.
— Привет, Гарри, — кивнул ему Ал.
— Привет, Ал.
У кафе «Цыганка Мари» играли в крепе по-крупному, на кону стояли сотни баксов. Мы остановились посмотреть. Толстый неопрятный тип с огромной сигарой во рту поставил пять долларов, взял кости и выбросил десятку. Вокруг толпились игроки, держа деньги в руках или прижимая купюры носком ботинка к земле, чтобы не унесло ветром. Они тут же принялись делать ставки на банкомета и заключать пари друг с другом: «четыре к двум против», «пять против, одиннадцать», «два против, тройка» и так далее. Банкомет набрал ставок долларов на тридцать, все два к одному, выбросил десятку и стал собирать деньги со всех сторон, выхватывая из протянутых рук и вытаскивая из-под ног. Его сменили, и сразу выпала семерка. Потом он повторил дубль, два раза выбросив десятку. Игроки были напряжены, глаза у них так и горели. Кости снова покатились по доске. Девятка. Проигравшие принялись наращивать ставки: «шесть к четырем против», «десять против, тройка», «пять на выигрыш». Все сосредоточились на игре, никаких посторонних разговоров не было слышно.
Нам надоело, и мы двинулись дальше.
— Пойдемте к Мэри Энн, — предложил Ал. — Она прелесть, только муж у нее урод, и выпить никогда не предложат.
— Тогда зайдем выпить к Джорджу, — сказал Филип.
Я покрутил носом.
— А может, к Бетти Лу?
— Отлично, давайте.
Мы развернулись и двинулись к Бетти Лу. Мы с Алом немного отстали. По дороге Филип подпрыгнул и сорвал ветку с дерева. Ал взглянул на меня.
— Он просто чудо, правда?
Бетти Лу жила в полуподвале. Приехала она с юга, занималась христианской наукой и работала на радио, искренне веря в его великую образовательную миссию. Если ей верить, после войны наука с культурой так и польются на нас потоком из радиоприемников — лекции университетских профессоров по всем предметам запишут на пленку и будут передавать круглые сутки. Я сказал, что на мой взгляд это ужасно, за что был назван «отвратительным циником».
У Бетти Лу уже сидел гость, коротышка из Бруклина, смахивавший на таксиста. Несмотря на жару он был в двубортном костюме с ярким галстуком и вел себя
Мы с Райко тоже уселись. Я угрюмо молчал. Филип, не забывая о ростбифе, зашарил по книжным полкам, перелистывая страницы жирными пальцами. Внутренне сжавшись, я стал задавать Бетти Лу вопросы о радио.
Вскоре коротышка из Бруклина собрался уходить. Он обменялся рукопожатиями со мной и Райко, потом нерешительно взглянул в сторону остальных. Филип перебирал стопку грампластинок, Ал сидел на полу, скрестив ноги, й смотрел на бруклинца.
— К сожалению, мне пора, — сказал коротышка.
Бетти Лу проводила его до двери и пригласила заходить еще.
Филип с Алом возились с патефоном. Наконец, он заработал, и они поставили музыку из «Лебединого озера».
Вдруг из кухни выбежала большая бурая крыса. Она застыла в нерешительности посреди комнаты, потом пискнула и кинулась в ванную.
— Господи! — воскликнула Бетти Лу. — Опять эта крыса.
Она взяла на кухне печенье, намазала его фосфорной пастой, потом раскрошила и разбросала кусочки по углам. Ерунда все это, крысы чуют фосфор, а кроме того, в полу столько дыр, что сюда могут пробраться крысы со всего Нью-Йорка.
Через некоторое время пришла девушка и с ней двое мужчин. От нечего делать я стал болтать с одним из них — о том, какая гадость кубинский джин и о высоких ценах на спиртное. Он заявил, что всему предпочитает скотч, а я высказался в пользу коньяка, которого, впрочем, теперь не достать.
— Да нет, в принципе можно, — возразил он.
— Нуда, по доллару за глоток. — Вздохнув, я объяснил, что настоящий коньяк бывает только французский, произведенный в городе, который так и называется. — Никакое бренди не имеет с ним ничего общего.
Подумав, он согласился.
— Калифорнийское бренди никуда не годится.
— Испанское тоже, — добавил я.
— Да и вообще, бренди — дрянь, — заключил он.
Наступило долгое молчание. Извинившись, я вышел в туалет и прислонился там к стенке, осматриваясь, нет ли крыс.
Когда я вернулся, Ал с Филипом вызвались сбегать за бутылкой рома, взяв деньги у новых гостей. Чтобы избежать нудной беседы, я сел возле патефона и начал ставить пластинки. Бетти Лу вовсю болтала с Райко — похоже, он ей здорово понравился.
Наши друзья вскоре явились, притащив с собой двух французских матросов, которых подцепили у Джорджа. Все тут же залопотали на скверном французском — кроме матросов, которые лопотали на скверном английском, стараясь объяснить, что вообще-то они порядочные люди и с кем попало не знакомятся, а остальные их успокаивали, что, мол, беспокоиться не о чем.
В конце концов все разошлись. Филип заявил, что голоден, и мы отправились в «Райкерс» на Седьмую авеню. Проходя мимо автобусной остановки, он вдруг ударил по табличке — так, что та закачалась взад-вперед. Ал, недолго думая, разбежался и пнул деревянный стенд для газет возле греческой кондитерской. Стенд упал, хозяин тут же выскочил, и Алу пришлось разориться на доллар.