И была любовь, и была ненависть

Кикути Кан

Утес, стоявший на пути Итикуро, утес, олицетворявший мощь Природы, которая не терпит посягательств на свое величие, — этот утес был пробит железным сердцем дряхлого нищего монаха! Пробитая в чреве скалы пещера, словно живое существо, рвалась к своей цели — вперед.

4

По мере того как работы подходили к концу, непосильный труд все более и более подрывал здоровье Итикуро. Но был у него и другой враг, гораздо более опасный, чем болезнь.

Сабуробэ, погибший от руки своего слуги Итикуро, тем самым показал себя ненадежным вассалом, и род Накагава

был предан забвению. А трехлетнего сына Сабуробэ — Дзицуноскэ взяли на воспитание родственники. В тринадцать лет он впервые услышал подробности гибели отца. В юном сердце вспыхнул гнев, когда он узнал о том, что убийцей отца был не такой же по положению самурай, а кормившийся в их доме слуга. Глубоко в душу запала мысль об отмщении. Дзицуноскэ ходил в ивовую рощу и там учился владеть мечом. В девятнадцать лет он получил свидетельство о том, что овладел мастерством фехтовальщика, и, преисполненный радости, отправился выполнять свой долг мести. Если этот долг будет успешно исполнен, в один голос напутствовали родственники, они помогут ему восстановить честь дома.

По всей стране разыскивал Дзицуноскэ своего врага, и немало трудностей выпало на его долю в этом первом странствии. Он ни разу не видел Итикуро, и потому поиски были почти безнадежными — все равно что найти иголку в стоге сена. Кинай, Токай, Тосан, Санъин, Санъё, Хокурику, Нанкай… [14] Год за годом проходили в скитаниях. В безуспешных поисках Дзицуноскэ встретил свое двадцатисемилетие… Временами ему казалось, что гнев, ненависть к Итикуро покидают его в странствиях, полных лишений. Но он вспоминал бесславную гибель отца, думал о возложенной на него ответственности за возрождение рода Накагава, и жажда отмщения возвращалась.

14

Перечислены районы острова Хонсю.

С тех пор как Дзицуноскэ покинул Эдо, прошло девять лет. Весна застала его у крепостных стен Фукуока. На главном острове Итикуро найти не удалось. И Дзицуноскэ решил продолжать поиски на далеком острове Кюсю.

В первый день второго месяца, прибыв из Фукуока в Накацу, Дзицуноскэ пришел в храм Усахатиман на поклонение богам — просить их помощи в скорейшем осуществлении заветного желания. Во дворе храма он зашел отдохнуть в чайный домик. И вдруг услышал, как его сосед — судя по виду, крестьянин — рассказывает какому-то паломнику:

— Этот монах пришел когда-то из Эдо. Говорят, в молодости он убил кого-то, а раскаявшись, решил сделать что-то великое для спасения грешных душ. И вот этот ход сквозь гору Хида он пробил, можно сказать, один.

Рассказ заставил Дзицуноскэ испытать такое сильное волнение, какого он не переживал последние девять лет.

— Извините, хочу кое-что спросить у вас. Этому монаху сколько лет? — нетерпеливо заговорил Дзицуноскэ.

Крестьянин, польщенный тем, что его рассказ привлек внимание самурая, ответил:

— Весьма сожалею, я сам его не видел. А по слухам — около шестидесяти.

— Какой он ростом? — Дзицуноскэ задавал вопрос за вопросом.

— И этого я не знаю. Человек этот находится глубоко в пещере, поэтому не могу знать.

— А как его мирское имя? Не знаете?

— Этого тоже не знаю… Говорят,

он родом из Касивадзаки, княжества Этиго, а в молодые годы перебрался в Эдо.

Услышав это, Дзицуноскэ подпрыгнул от радости. Перед тем как он выехал из Эдо, кто-то из родственников сказал, что враг родом из Этиго, из селения Касивадзаки, и что, возможно, там он и скрывается. „Хорошенько поищи его в Этиго“, — помнится, посоветовали родственники.

„Неужели он?! Не иначе, бог Усахатиман услышал мои молитвы!“

Обрадованный Дзицуноскэ разузнал имя старого монаха, дорогу к долине Ямакуни и как безумный помчался к врагу, хотя для дальней дороги время было не раннее — два часа пополудни. К девяти часам вечера он добрался до деревни Хида. Хотел было сразу же пойти к пещере, но передумал — лучше не торопиться. На постоялом дворе провел беспокойную ночь. Рано утром встал, легко оделся, чтобы в поединке было удобнее, и отправился к скале.

У входа в пещеру Дзицуноскэ обратился к каменотесу, выносившему осколки:

— Здесь должен находиться монах-отшельник по имени Рёкай. Есть такой?

— Как же ему не быть здесь? Почтенный Рёкай вроде как хозяин этой пещеры! — засмеялся в ответ каменотес.

„Вот-вот сбудутся мои надежды! — Радостно билось сердце Дзицуноскэ. — Но не надо суетиться“.

— А что, вход в пещеру один? — спросил Дзицуноскэ и подумал: „Как бы Рёкай не удрал“.

— Ну да. Именно для того, чтобы сделать второй, почтенный Рёкай так мучится, — ответил каменотес.

Дзицуноскэ был счастлив: наконец-то нашелся смертельный враг, которого он искал долгие годы. Итикуро теперь здесь, как мышь в мышеловке. „Пусть рядом с ним кто-то я есть, убить его не представит труда“, — подбадривал себя молодой самурай.

— У меня к тебе маленькая просьба. Сходи скажи господину Рёкай, что его желает видеть человек, специально прибывший издалека.

Каменотес скрылся в пещере, а Дзицуноскэ намочил штырь, которым меч крепится к рукоятке. [15] Он попытался представить себе, как выглядит его противник — ведь встретится с ним впервые. „Хотя говорят, что Рёкаю за пятьдесят, но он, наверное, крепкого сложения, раз руководит такими работами. Говорят также, что в молодости он прекрасно владел оружием, нужно быть настороже“.

15

Обычно перед началом поединка деревянный штырь омачивают, чтобы он разбух и плотнее скреплял меч с рукояткой.

Но вот Дзицуноскэ видит: из пещеры выходит монах в рубище. Точнее, не выходит, а, словно жаба, 'выползает. И на человека не похож — скелет. Дзицуноскэ посмотрел на эти кости, на ноги от колен до ступней сплошь в язвах и, не выдержав, отвернулся. Сохранившиеся лохмотья выдавали в этом старце монаха, но над морщинистым лбом свешивались длинные космы. [16] Моргая выцветшими глазами, старый монах всматривался в Дзицуноскэ.

— Мои глаза стали слабыми, и я не могу понять, кто вы, — сказал он.

16

Монахи брили голову.