И было утро, и был вечер
Шрифт:
Стало совсем светло. Рядом, на улице, лотошники, торгующие поштучно самодельными папиросами, истошно кричали: "Папиросы робьонэ! Папиросы робьонэ!" (папиросы самодельные).
В голове шумело, сказывалась суета бессонной ночи. Все сильнее билось сердце от нетерпения, от предвкушения великой радости. Ждать уже недолго. Сегодня я наконец увижу и обниму мою Еву!
Осталось подобрать подарок. Мне объяснили, как пройти на "Рынэк Глув-ни" - на Центральный рынок, - где можно, оказывается, купить
В маленькой ювелирной лавочке у самого рынка я долго высматривал под стеклом прилавка колечко. Старик с грустными глазами и длинными обвислыми усами терпеливо ждал. Я вопросительно взглянул на хозяина, и он спросил:
– Для кого пану требуется кольцо? Для жены? Для невесты?
– Ну, в общем, для невесты.
– Тогда посмотрите на эти кольца.
Я выбрал золотое колечко со сверкающим камешком.
– Вот это кольцо сколько стоит?
– Это дорогое.
– Старик назвал совершенно непомерную цену: пятьдесят тысяч злотых.
– Таких денег у меня нет. А этот перстень?
– Я указал на серебряный перстень в виде двух переплетенных веток с черным камешком.
– У пана хороший вкус. Очень красивая работа. Первоклассный мастер. А какой размер нужен?
– Не знаю. Наверно, потолще моего мизинца. Да, толще.
– Размер этого перстня легко подогнать. Не жалейте денег, сделайте своей невесте красивый подарок.
Денег едва хватило. Оставалась мелочь на цветы и обратную дорогу.
– Хорошо, покупаю.
Старик вложил перстень в вишневый футлярчик, перевязал розовой ленточкой и вручил мне. Я вышел из темной лавки в яркий, радостный, кипящий мир. Сигналили без конца автомобили, звенел трамвай, сновали озабоченные люди.
В десяти шагах от лавки стояла цветочница. Пять красных гвоздик в пергаментном пакете куплены. Я полностью готов к встрече! Представляю, как обрадуется Ева, как бросится на шею! Сегодня ей восемнадцать - прекрасный день! Пан Богдан и пани Мария тоже будут довольны: почему же им не радоваться, если дочь счастлива?
А теперь быстрым шагом вперед - по Варшавской до конца, там направо -дорога на Тарнув через Величку.
Я долго стоял у обочины, подняв руку. Машины проносились, не снижая скорости. Тогда я вышел на середину дороги и развел руки, преграждая путь. Сразу остановилась полуторка. В кабине - пожилой старшина.
– Подбросьте до Велички, старшина. Спешу!
– С цветами, на свидание?
– заулыбался шофер.
– Садитесь. Быстро довезу. Куревом богаты? Кисет пустой.
Угощаю и даю про запас. Все складывается наилучшим образом. Жизнь прекрасна!
...Наконец! Вот она, площадь, где мы, выбравшись с передовой, встречали рассвет 21 января. Тогда войне еще не видно было конца, мы выдохлись и нуждались в передышке. Я радовался
Что-то изменилось с тех пор. Городок похорошел. Все расцвело - зелено, ярко, чисто. А тогда на площади лежал снег, чернели голые, печальные деревья. А главное - тогда была только мечта о Победе, о жизни. Теперь о войне и думать не хочется! Я счастливый человек. Есть мир, есть жизнь, есть Ева!
Я размашисто шагаю. Ближе, ближе... Вот она - улица Зеленая, знакомый дом, крыльцо, цветы под окнами. Сердце, кажется, выскочит из груди. Взбегаю на крыльцо, стучу. Замечаю шнурок от звонка и дергаю несколько раз. Дверь открывает незнакомая женщина. Ее поджатые губы и внимательный взгляд смущают меня:
– Дзень добры! Мне нужно... Можно видеть пана Шавельского?
– Пан доктор в больнице, на работе. У пана есть дело?
– Собственно, мне нужно видеть Еву.
– Ее нет, она уехала с матерью.
– О-хо-хо! А когда она вернется?
– Если вам нужен пан доктор, то он вруце до обяду (вернется к обеду) , через три часа. Цо передать?
– Скажите, что приходил советский офицер, который стоял у них в январе. Через три часа я вернусь.
Такого не ожидал. "Ничего, - успокаиваю себя.
– Ева жива-здорова, значит, вернется. Не сегодня, так завтра. Потерплю".
Я вышел и побрел не спеша вдоль улицы. Через полчаса оказался за окраиной. Увидел кладбище. За невысокой оградой - ряды крестов: каменных, деревянных, металлических. У входа - маленькая часовня. Внутри перед распятием горит лампадка. Кладбище бедное, но ухоженное. Центральная аллея и боковые дорожки посыпаны гравием. Скромные памятники и оградки целы.
Я прошел в глубь кладбища, нашел скамейку в тени, сел, закурил. Тихо, спокойно...
В голову лезут невеселые мысли: "Если Ева уехала надолго, то оставила для меня письмо или хотя бы записку". Вытащил из сумки блокнот и решил написать письмо Еве: поздравить с днем рождения и пожелать счастья. Сообщил, что с нетерпением жду встречи, что написал ей много писем, но ответа не получил, что каждый день думаю о ней! Сложил листок треугольником и надписал: "Еве в собственные руки".
Время тянулось медленно, стало припекать. На улицу Зеленую я возвратился раньше срока. Стоя в тени акаций, издали наблюдал за домом. Вот увидел пана Богдана, легким шагом идущего от площади. Неясное беспокойство охватило меня...
Опять звоню. Та же женщина открывает дверь.
– Можно видеть пана доктора?
– Гм. Прошэ пана зачекачь.
Ждал я долго. Впрочем, возможно, мне так просто показалось. Наконец вошел хозяин. Он выглядел моложе и здоровее, чем зимой.
– Здравствуйте, пан Богдан! Узнаете?