И целой обоймы мало
Шрифт:
Упав на живот у ног Бондаря, Зорро часто задышал, роняя слюну со свесившегося до земли языка. Характер не позволял ему признать поражение, поэтому он смотрел не на человека, а куда-то вдаль. Случается же так, что даже самых непреклонных сторожевых псов подводит нюх или зрение или они просто одуревают от жары до такой степени, что забывают нести караульную службу.
Всяко бывает.
Зорро протяжно зевнул и уронил башку на передние лапы, притворяясь задремавшим. Иначе как бы он допустил, что мимо него беспрепятственно прошествовал не только
Вдоль причала, увешанного резиновыми покрышками, стояли ржавые катера, списанные рыболовецкие шхуны и дюралевые моторки. Поминутно оглядывающийся Ринат привел Бондаря к посудине, отличавшейся от старой калоши лишь наличием капитанской рубки и мачты с сигнальным фонарем. Называлась она «Бегущей по волнам».
Грузно перепрыгнув на палубу, Ринат выдвинул оттуда доску с косо набитыми перекладинами.
– Трап подан, командир, – дурашливо доложил он.
С сомнением оглядев доску, Бондарь предпочел перенестись на борт судна прыжком.
– «Бегущая по волнам», надо же, – пробормотал он. – Название пора менять, не находишь?
– Нам-то что? – пожал плечами Ринат.
– Сомневаюсь, что плавание на этой галоше будет удачным.
– Не переживай, Женя. Положись на меня.
Бондарь лишь вздохнул. Ничего другого ему не оставалось.
Катер был запущенным, как жилище выжившей из ума старухи. Медная рында, висевшая на крюке, подернулась зеленью. Краска на рубке и надстройках облупилась, всюду проглядывала ржавчина. Придерживаясь за натянутый вдоль борта трос, мужчины добрались до входа в хозяйственный отсек и спустились вниз.
Внутри царил кавардак, пахло машинным маслом, крысами и перегаром. Перед открытым иллюминатором, выходящим на причал, стоял топчан, покрытый вытертым леопардовым пледом, а поверх пледа возлежал заросший щетиной старик, в котором угадывался «заливший сливы» Егорыч.
На полу валялись засаленные до тряпичной мягкости карты, окурки и бутылки. Стены каюты были увешаны журнальными страницами с грудастыми тетками и рок-музыкантами начала семидесятых, носившими куда более пышные шевелюры. Опознав на портретах Яна Гиллана и Роберта Планта, Бондарь ничуть не удивился тому, что Егорыч дрых в расклешенных джинсах той степени потертости, которая удовлетворила бы самый взыскательный вкус былых хиппи.
Разбудить его поливанием воды из чайника не получилось, но Ринат вспомнил волшебное слово и проорал в ухо бесчувственного Егорыча:
– Похмелишься?
Морской волк немедленно сел, хлопая глазами на нежданных гостей.
– Похмеляться не приучены, – прохрипел он, с трудом преодолевая качку, которую никто, кроме него, не испытывал. – А вот от небольшого аперитива не откажусь.
– Будет тебе аперитив, – пообещал Ринат, – но сначала поработаем немного.
– Вот джулай монин, – расстроился Егорыч. – А наоборот нельзя?
– Наоборот – это если я тебе аперитив
– Ладно, джулай монин. Поработаем. Ай кэнт гет ноу сатисфэкшн.
– Тогда айда за плавсредством, – скомандовал Ринат. – Сберег?
– В целости и сохранности, как тот дирижабль, – заверил его Егорыч.
– Какой дирижабль?
– Свинцовый. Лед зеппелин.
Покидая каюту, Бондарь посмотрел на коллаж из фотографий и подумал, что воздействие рок-музыки на массовое сознание советского народа до сих пор не оценено по достоинству.
Плавсредство – скатанную в здоровенный рулон резиновую лодку – мужчинам пришлось вытаскивать на палубу сообща, такой тяжелой и неудобной она оказалась. Потом Егорыч прилег передохнуть, а Бондарь с Ринатом раскатали лодку на берегу.
– Метра четыре будет, – прикинул Бондарь. – Знатная бригантина. Вот только чем надувать? Помпа на борту есть?
– На хера козе баян? – удивился Егорыч и, спустившись в моторный отсек, выкинул оттуда резиновый шланг компрессора. – Ловите, джулай монин.
– Ого! – обрадовался Бондарь.
– Чапаем в ногу с техническим прогрессом, – пропыхтел Ринат, прилаживая шланг к надувному клапану.
Зарокотал на холостых оборотах дизельный двигатель, лодка стала набухать, резиновые борта округлились, вызвав приступ бешенства у явившегося на шум Зорро. Стараясь не поворачиваться к нему задом, Ринат систематически щелкал по резине, пока она не начала издавать спелый арбузный звон.
– Хорош! – крикнул он и занялся установкой деревянных сидений, выполняющих одновременно роль распорок.
– На веслах пойдем? – удивился Бондарь, которому было поручено вставлять уключины.
– Последний отрезок пути нужно преодолеть бесшумно, – напомнил Ринат, прикрепляя к корме алюминиевую конструкцию для мотора. – Зато остальное расстояние полетим, как ракета.
– Смо-о-ок он зе во-о-отэ-э! – загорланил выбравшийся на сушу Егорыч.
Предвкушение пьянки придало ему сил и почти юношеского задора. Открыв сарай, он в одиночку выкатил на тележке двигатель в деревянной обшивке, которую Ринат сокрушил голыми руками. Под слоем плотной вощеной бумаги обнаружился закутанный в полиэтилен новехонький двигатель «Ямаха» с дюралевым топливным баком.
– Мэйд ин Джапан, – провозгласил Егорыч. – У «Дип-пёрплов» такой альбом был, слыхали?
Ринат послал его вместе с дип-пёрплами так далеко и так энергично, что заступившийся за хозяина Зорро едва не отхватил ему кусок ляжки. Угомонив пса, Егорыч помог загнать «Ниву» во двор. Предметы первой необходимости перенесли в надувную лодку, спущенную на воду. Сумка Бондаря осталась в багажнике машины. Решив, что в черной футболке ему будет жарковато на солнце, он переоделся в подпорченную бандитами белую рубаху и тщательно закатал рукава. Ринат в последний раз проверил крепления мотора, подсоединил к нему патрубок топливного бака, прокачал его и объявил, что можно отправляться в путь.